— Вы очень рисковали, сэр, — серьёзно сказала она
лорду Джулиану, после того как они обменялись обычными приветствиями.
Но лорд Джулиан ответил ей так же, как и майору Мэллэрду,
что никакого риска в этом не было.
Она взглянула на него с некоторым удивлением. Его длинное
аристократическое лицо было более задумчивым, чем обычно, и, чувствуя в её
взгляде вопрос, он ответил:
— Мы разрешили Бладу беспрепятственно пройти мимо форта
при условии, что полковнику Бишопу не будет причинено вреда. Блад дал мне в
этом слово.
По её печальному лицу скользнула мимолётная улыбка, а на
щеках выступил слабый румянец. Она продолжила бы разговор на эту тему, но у губернатора
было совсем другое настроение. Он пыхтел и негодовал при одном лишь упоминании
о том, что вообще можно верить слову Блада, забыв, что Блад сдержал своё слово
и что только благодаря этому сам он остался жив.
За ужином и ещё долго после ужина Бишоп говорил только о
своих планах захвата капитана Блада и о том, каким ужасным пыткам он его
подвергнет. Полковник пил вино без удержу, и речь его становилась всё грубее и
грубее, а угрозы всё ужаснее и ужаснее. В конце концов Арабелла не выдержала и
поспешно вышла из-за стола, стараясь лишь не разрыдаться. Бишоп не так уж часто
открывал перед своей племянницей истинную свою сущность, но в этот вечер
излишне выпитое вино развязало язык жестокому плантатору.
Лорд Джулиан с трудом выносил омерзительное поведение
Бишопа. Извинившись, он ушёл вслед за Арабеллой. Он искал её, чтобы передать
просьбу капитана Блада, и, как ему казалось, нынешний вечер представлял для
этого благоприятную возможность. Но Арабелла уже ушла к себе на покой, и лорд
Джулиан вынужден был, несмотря на своё нетерпение, отложить объяснение до утра.
На следующий день, ещё до того как жара стала невыносимой,
он из своего окна заметил Арабеллу в саду, среди цветущих азалий. Они служили прекрасным
обрамлением для той, которая своей прелестью выделялась среди всех женщин, так
же как азалия среди цветов. Уэйд поспешил присоединиться к ней, и, когда,
пробудившись от своей задумчивости, Арабелла с улыбкой пожелала ему доброго
утра, он заявил, что у него есть к ней поручение от капитана Блада.
Уэйд заметил, как она встрепенулась, насторожилась и как
слегка вздрогнули её губы. Он обратил внимание и на её бледность, и на тёмные
круги под глазами, на необычно печальное выражение её глаз, не замеченное им
вчера вечером.
Они перешли с открытой территории сада в тенистую аллею,
обсаженную благоухающими апельсиновыми деревьями. Лорд Джулиан, восхищённо
любуясь ею, удивлялся, почему ему понадобилось так много времени, чтобы
заметить её тонкую своеобразную грацию и то, что для него она была именно той
милой и желанной женщиной, которая могла озарить его банальную жизнь и
превратить её в сказку.
Он заметил и нежный блеск её мягких каштановых волос и как
изящно лежали на её молочно-белой шее длинные шелковистые локоны. На ней было
платье из тонкой блестящей ткани, а на груди, как кровь, пламенела только что
сорванная пунцовая роза. И много позже, вспоминая об Арабелле, он представлял
себе её именно такой, какой она была в это удивительное утро и какой он раньше
её никогда не видел.
Так, молча, они углубились в тень зелёной аллеи.
— Вы сказали что-то о вашем поручении, сэр, —
напомнила она, выдавая своё нетерпение.
Он в замешательстве перебирал кудри своего парика, несколько
смущаясь предстоящим объяснением и обдумывая, с чего бы ему начать.
— Он просил меня, — сказал он наконец, —
передать вам, что в нём всё же сохранилось ещё кое-что от того джентльмена…
которого вы когда-то знали.
— Сейчас в этом уже нет необходимости, — печально
сказала она.
Он не понял её, так как не знал, что ещё вчера ей всё
казалось в другом свете.
— Я думаю… нет, я знаю, что вы были несправедливы к
нему.
Арабелла не спускала с лорда Джулиана своих карих глаз.
— Если вы передадите мне то, о чём он вас просил, может
быть, я сумею лучше разобраться…
Лорд Джулиан смешался. Дело было весьма деликатным и
требовало очень осторожного подхода; впрочем, его не столько заботило то, как
выполнить поручение капитана Блада, сколько то, как использовать его в своих
собственных интересах. Его светлость, весьма опытный в искусстве обращения с
женским полом и всегда чувствовавший себя непринуждённо в обществе светских
дам, испытывал сейчас странную неловкость перед этой прямой и бесхитростной
девушкой — племянницей колониального плантатора.
Они шли молча к освещённому ярким солнцем перекрёстку, где
аллею пересекала дорожка, ведущая по направлению к дому. Здесь в солнечных
лучах порхала красивая, величиной с ладонь бабочка, шелковистые крылышки
которой отливали пурпурными тонами. Блуждающий взгляд его светлости следил за
бабочкой до тех пор, пока она не скрылась из виду, и только после этого он
ответил:
— Мне нелегко говорить, разрази меня гром! Этот человек
заслуживает лучшего к себе отношения. И говоря между нами, мы все мешали ему
стать иным: ваш дядя — тем, что не мог расстаться со своим озлоблением, а
вы… вы, сказав ему, что королевской службой он искупит своё прошлое, не
захотели признать за ним этого искупления, когда он перешёл на службу королю. И
вы так поступили, несмотря на то что только забота о вашем спасении была
единственной причиной, заставившей его принять такое решение.
Она отвернулась от него, чтобы лорд Уэйд не увидел её лица.
— Я знаю, теперь я знаю! — мягко сказала она и
после небольшой паузы задала вопрос: — А вы? Какую роль сыграли в этом вы?
Почему вам нужно было вместе с нами портить ему жизнь?
— Моя роль? — Он снова заколебался, а затем
отчаянно ринулся вперёд, как обычно поступают люди, решившись поскорей сделать
то, чего они боятся. — Если я понял его правильно, то моё, хотя и пассивное,
участие тем не менее было очень активным… Умоляю вас не забывать, мисс
Арабелла, что я только передаю его собственные слова. От себя я ничего не
добавляю… Он сказал, что моё присутствие затруднило ему восстановить своё
доброе имя в ваших глазах. А без этого ни о каком искуплении для него не могло
быть и речи.
Она тревожно посмотрела ему прямо в глаза и в недоумении
нахмурилась.
— Он считал, что ваше присутствие помешало ему
восстановить своё доброе имя?.. — повторила она. Было ясно, что она просит
разъяснить значение этих слов.
И он, краснея и волнуясь, стал путанно и сбивчиво объяснять
ей:
— Да, он сообщил мне это в таких выражениях… я понял из
них то, на что хочу очень надеяться… но не осмеливаюсь верить… богу известно,
что я не фат, Арабелла. Он сказал… Прежде всего позвольте мне рассказать вам с
самого начала — вы поймёте моё положение. Я явился к нему на корабль,
чтобы потребовать немедленной выдачи вашего дяди. Блад рассмеялся мне в лицо.
Ведь полковник Бишоп был заложником его безопасности. Приехав на корабль, я
сам, в своём лице, дал ему ещё одного заложника, по меньшей мере столь же
ценного, как и полковник Бишоп. И всё же капитан попросил меня уехать. Он
сделал это совсем не из страха перед последствиями — нет, он вообще ничего
не боится. Он поступил так и не из какого-то личного уважения ко мне. Напротив,
он признался, что ненавидит меня по той же причине, которая вынуждает его
беспокоиться о моей безопасности…
