* * *
Она закончила работу. Он двинулся за ней и не упускал ее из виду ни в грязно-серых вестибюлях подземки, ни в шумных, до отказа наполненных поездах метро, ни тем более на парижских улицах. Как она шла, не имело значения. Он держался на расстоянии, но достаточно близком, — не стоило давать ей возможность ускользнуть от него. Конечно, он знал, куда она идет, он всегда мог нанести ей визит. Но преследование придавало новые оттенки ожиданию. Он наслаждался и предвкушал те минуты наслаждения, что переживет вскоре благодаря ей. Она была хороша собой, впрочем, как и предыдущие. Социальный успех сквозил в ее манере одеваться, в том, как она шла. В действительности он ненавидел ее. Она заставила его невыносимо страдать, а он беспрекословно выносил это страдание. Теперь об этом не может быть и речи. Сегодня он возьмет верх. Сегодня он расправится с ней. Вот она остановилась что-то купить. Вошла в здание, поднялась на третий этаж и чуть не выронила все, что купила, когда вставляла ключ в замочную скважину. «К счастью», он оказался рядом, предложил помочь, взял из ее рук пакет. Она поблагодарила робкой улыбкой и не знала, приглашать его зайти в квартиру или нет, но в конце концов воспитанность взяла верх.
— Если вы не хотите, я могу все оставить здесь, на лестничной площадке…
— Нет-нет, что вы, — настаивала она, — входите.
Он ликовал: его дружелюбие столь убедительно! Он уже чувствовал добычу в своих руках. Возбуждение нарастало. Он оставил входную дверь открытой: не нужно было пугать ее сейчас, когда капкан вот-вот защелкнется. Войдя на кухню вслед за ней, он встал позади молодой женщины и вытащил из кармана пиджака носовой платок. Одно резкое и точное движение — и платок оказывается у нее на лице. От изумления она на мгновение застыла, а когда пришла в себя и начала отбиваться, было уже поздно: эфир сделал свое дело. Ее мускулы расслабились, разум затуманился, и она соскользнула на плитки пола. Тогда он разжал свои объятия и убедился, что она не притворяется. Закрыл входную дверь, осмотрел квартиру и тут же обнаружил стол, к которому он ее привяжет. Идеально. И он принялся за работу.
Когда она пришла в себя, он испытал неподдельный восторг. Глаза ее широко раскрылись, и она начала осматривать место, где находилась, стараясь понять, что же именно произошло. Голая, она лежала на полу в гостиной, а руки были привязаны к низенькому столику, — она все поняла. Кричать она не могла, потому что рот был заклеен широкой клейкой лентой.
Неожиданно она начала отчаянно отбиваться — страх взял свое. И он, присев рядом на корточки, ловил взглядом каждое ее отчаянное движение. Она испугалась еще больше, не заметив на его лице ни капли сострадания. Слезы потекли по покрасневшим от усилий щекам, нет, она не хотела умирать таким образом. Теперь она принадлежала только ему. И он мог делать с ней что хотел. Для начала — плеть. Тридцать ударов останутся на ее коже навечно. Тридцать ударов плетью, чтобы отпраздновать день рождения, единственный день рождения, который он помнил. Он мстил за свою жизнь, за отсутствие любви, за угрызения совести и бродяжничество. Разве кому-нибудь было дело до его страданий? Кто протянул ему руку? Кто прижал к груди? Не было такого человека. Час мести настал.
* * *
День клонился к вечеру. Нико знал, что все приведено в движение, все работает на раскрытие преступления, он знал, что его люди были настоящими профессионалами, — впрочем, других на набережной Орфевр и не держали. Однако он испытывал некую фрустрацию, ему казалось, что сам он бездействует. Перед глазами вставала четвертая жертва… Однако обычное время преступления уже прошло — об этом знали все, и все об этом думали, если даже и не говорили. Еще одна женщина, возможно, была убита. Нико позвонил Каролин. Он должен был оставаться на месте и робко предложил Каролин прийти на набережную Орфевр. Он боялся, что она не поймет; но даже если так, она не подала виду, сумела оценить ситуацию и согласилась. Пришла она не сразу, но с корзинкой, в которой были сэндвичи и вода. Но он хотел не сэндвичей, а ее. Она поняла это, когда он схватил ее и, привалив к стене, начал яростно целовать. Его рука скользнула под ее блузку, вдоль спины, начала ласкать, гладить кожу. Кожа была горячей и нежной. Они наконец оторвались друг от друга, тяжело дыша. Ему было неловко, что он дал чувствам взять над собой верх, она же никак не могла отдышаться. В конце концов они опустошили корзину со снедью, и он взялся за работу. Каролин устроилась напротив него в кресле, он не мог отпустить ее. В принципе, никто из посторонних не имел права находиться в помещениях уголовной бригады без официальной причины, но сегодня вечером он не хотел думать ни о каких постановлениях. Несмотря на ее присутствие, он, в какой уже раз, читал и перечитывал отчеты о следствии, описания трех убийств, перебирал фотографии. И в который раз крутил и перекручивал у себя в голове послания убийцы. Что скрывалось за всем этим? Какая связь была между ним и личностью преступника? Иногда он поднимал голову и смотрел на Каролин. Она сидела неподвижно и смотрела на него так нежно, что он мог бы утонуть в этом взгляде. Она просто была рядом, и уже от одного этого Нико сходил с ума. Третью свою бессонную ночь он точно проведет с ней! Была почти полночь, когда в коридоре послышались торопливые шаги. Дверь кабинета распахнулась. Смертельно бледный Кривен срывался на крик. Слова клокотали в его спазмой перехваченном горле. Невыносимо… Увидев Каролин, он остолбенел, не смог скрыть удивления.
— Доктор Каролин Дальри, майор Кривен, — представил их друг другу Нико. — Ты можешь говорить, Давид.
— Мне только что звонил Гамби. Это просто невозможно! На рабочем столе у Перрена появился новый файл. Теперь очевидно, что это работа хакера. Гамби сейчас все тебе переправит. Открывай почту.
— Кто?
— Пока не знаю.
— Где Алексис Перрен?
— Дома.
— Перед своим персональным компьютером?
— Нет, Нико. Я понимаю, что ты хочешь спросить. Это не он. Я проверял. Полицейский не отходит от него ни на шаг. Перрен не мог заснуть, и они проговорили все это время. Гамби подтверждает, что твой зять не подходил к компьютеру. Если бы это было его рук дело, мы бы это обнаружили…
Раздался сигнал о получении мейла. Нико двинул мышью, открыл почту. Кривен стоял у него за спиной, чтобы не пропустить ничего из открывавшегося файла.
— Бригада готова? — спросил Нико.
— Все здесь. Сегодня никто не уходил домой.
В горле у Нико пересохло. Никто не звонил, не сообщал о новом преступлении. Возможно, жертва еще не была обнаружена. Самое ужасное, что о ней сейчас сообщит им сам преступник.
— Улица Мольера, во втором округе, — прочел Нико мрачно. — Изабель Сольер…
— Изабель Сольер?! — изумленно воскликнула Каролин. — Но этого не может быть!
ПЯТНИЦА
13. Изабель
Выплыл из темноты Лувр со статуями, горельефами и каменными гирляндами. Промелькнул Пале-Рояль, который давным-давно покинула стража Ришелье. Призрак Мольера из «Комеди Франсез» проводил взглядом их ночную гонку. Авеню Опера, улица Святой Анны, улица Терезы, вот и улица Мольера. Машины встали прямо посредине дороги и заблокировали движение. Нико взглянул на окна второго этажа. Темно. Они оказались на месте первыми. Нико боялся, хотя и не показывал виду. Страх пригвоздил Каролин к месту. Она знала Изабель Сольер, он это сразу же понял, когда увидел, как она побледнела. И более, чем когда-либо за эту неделю, ему захотелось разделаться с этим гадом.
