Кости были брошены. Фьори и Каролин были там, наверху, — Нико был в этом уверен. Он чувствовал убийцу внутри себя. У него не было права на ошибку: на кону была жизнь молодой женщины. Нико двинулся к входной двери. Кривен — рядом. Они прижались к ней в уверенности, что их не видно из окон третьего этажа, — как раз над ними располагался большой балкон. Майор открыл свой чемоданчик, достал необходимые инструменты, Несколько быстрых движений, щелчок, и Нико, как по мановению волшебной палочки, уже открывает дверь. Вестибюль, выложенный фаянсовой плиткой, затем двустворчатая дверь, и они оказываются перед выбором — вызвать лифт или подниматься по лестнице с толстым темно-зеленым ковровым покрытием. От лифта Нико с Кривеном отказались. По-прежнему никакого движения. Наверное, в доме жили пожилые люди: никаких признаков утренних перемещений. Снаружи через темные тучи, грозившие пролиться дождем, начинал проклевываться день. Второй этаж. Люди Роста уже наверняка вошли в здание через оставленную открытой дверь. Третий. Железная дверь. Нико приложил ухо к поверхности — никаких голосов или странного шума. А если он ошибся? Тоска и страх сжали ему горло, а сердце в груди бешено заколотилось. Перед глазами снова встал образ Каролин. К своему удивлению, Нико понял, что молится, — он просил, чтобы ему вернули ее, чтобы он смог прижать наконец ее к себе. Однако надо было что-то решать. Взорвать замок и быстро проникнуть в квартиру? А если они ошиблись? Извинятся перед жильцами и починят дверь за свой счет? Если он все правильно понял, Фьори в приступе ярости, поняв, что проигрывает, мог быстро и жестоко расправиться с молодой женщиной. Были еще окна, двери… Может, и стоило взять их под контроль, несмотря на то что преступник может обнаружить его людей… Но времени не было. Теперь на площадке собралась вся бригада. Нико посмотрел на Кривена — взгляд его был тяжелым и полным решимости. Он вытянул руку с пистолетом и выстрелил. Глухой хлопок, как будто пробка вылетела из бутылки с шампанским, — и дорога свободна. Кривен всем корпусом навалился на дверь. А у Нико возникло ощущение, что он покинул свое собственное тело и теперь смотрит со стороны на все происходящее, как при замедленной съемке. Его не было, была только интуиция, она и толкнула его вслед за майором. Остальные последовали за ними. Эти люди настолько привыкли к подобным действиям, что каждое их движение оказывалось просто подтверждением выработанного автоматизма. Необходимо было без промедления взять под контроль все комнаты в квартире.
Жан-Мари Рост оказался в комнате стариков. В нос ударило затхлостью. На кровати лежали семидесятилетние мужчина и женщина. Они были мертвы, на одежде пятна крови, раны нанесены холодным оружием. Широко открытые глаза смотрели в пустоту. Эти несчастные были совершенно ни при чем во всей этой истории. Нико прав: Фьори выбрал именно это место…
Пьер Видаль внимательно осматривал кухню. Вошел в небольшое помещение рядом, где стояли кастрюли и хранились консервы, и чуть не подпрыгнул от звука неожиданно заработавшей кофеварки. Он едва не выстрелил — сработала привычка. А из аппарата начала вытекать черная жидкость… Видаль понял: владельцы квартиры собирались завтракать, но в квартире стояла гробовая тишина. Что это значило? Убийца заставил их молчать? Что же тогда с доктором Дальри?
Пройдя столовую, Жоэль Терон вошел в самую дальнюю комнатку, находившуюся в глубине квартиры; окно ее выходило во двор, и солнечные лучи были редкими гостями в этом помещении. Старая швейная машинка стояла на пыльном столе около дивана. Над симпатичным камином висело зеркало. Полки прогнулись под тяжестью старинных книг. Все было тихо. И — никого. Может быть, Нико ошибся? Может быть, у Фьори никогда не было намерения сюда приходить, а владельцы квартиры просто уехали? Вопрос оставался открытым: так все же куда он отвез свою седьмую жертву?
Давид Кривен стоял в большой, очень светлой комнате, служившей продолжением столовой. Затейливый письменный стол начала двадцатого века, по бокам два французских окна, выходящих на площадь Жюссьё. Восхитительный ломберный столик времен Наполеона III между двумя английскими книжными шкафами из красного дерева. Но здесь не было и намека на присутствие убийцы, как, впрочем, и Каролин. Кривен представил себе, в каком состоянии должен был находиться Нико. А если они опоздают? Если найдут ее мертвой, как уже находили всех остальных?
Нико сосредоточился. Перед ним была двустворчатая дверь, ведущая в главную комнату. Он осторожно повернул ручку и через образовавшуюся щель увидел темный силуэт кожаного дивана. Да, конечно, он не ошибся, это гостиная. В горле у Нико пересохло, он точным движением открыл одну створку. Из-за опущенных штор в комнате царила полутьма. Тем не менее Нико увидел, что на стуле кто-то сидит, а в кресле вырисовывался контур еще одной человеческой фигуры. Ни малейшего движения. Можно было подумать, что для этих двоих время остановилось. Нико перевел взгляд на стул и сделал шаг вперед. И тут он все понял. Понял и ужаснулся. И опустил пистолет.
20. Каролин
— Я бы, конечно, мог выбрать твою бывшую жену, — услышал он голос Эрика, — но понял, что эффект будет не столь силен. О твоей сестре я даже подумывал вполне серьезно. Я ее изучал. Потрясающая женщина, устоять невозможно, но блондинки не для меня. Она не соответствовала, понимаешь, не соответствовала. Я должен был заботиться о единообразии моих жертв, ведь именно этого ждут от серийного убийцы? Сомнения разрешила сама Таня: она навела меня на след прекрасной Каролин. На самом деле это твоя вина: не влюбись ты в нее, она бы сейчас жила себе припеваючи. Ты трахал ее? И как, Нико, твои впечатления?
Спровоцировать его или принять игру? Нико колебался. Сердце грохотало в груди. Главное — перестать считать преступника своим врагом, иначе он не сможет с ним разговаривать, а Нико требовалось создать эмпатию, войти с ним чуть ли не в дружеские отношения. Он должен был заставить его говорить, слушать, нужно было проникнуться тем странным состоянием, когда убийца отождествляется с тобой, полицейским, и наоборот. Этот перенос личности может заставить преступника признаться, начать говорить, но полицейский при этом очень рисковал. Да, Фьори был чрезвычайно опасен, и Нико подумал, что правда будет в этом случае лучшим оружием. Такой преступник выйдет из себя и от понимания, и от угроз, которые он слышал неоднократно.
— Нет. Мы еще не занимались любовью с этой женщиной, — ответил он спокойно, стараясь скрыть грызущее его беспокойство.
— Да ты что? Бедный Нико! Так никогда и не займешься… А ты ведь втюрился, да, Нико? Втюрился?
— Не буду отрицать.
— Браво! Ты хотя бы с ней целовался?
— Да, несколько раз.
— Ну и что?
— Мне понравилось.
— Еще хочется? Ну скажи?
— Да, хочется.
— Так-так… Предлагаю теперь положить оружие. Ты же видишь, я держу ее на мушке и не задумываясь застрелю, можешь не сомневаться. Терять мне нечего.
Нико подчинился и положил оружие на журнальный столик в гостиной. В проеме двери, привлеченные голосами, появились коллеги Нико.
