Жан и Симона переглянулись. Во взгляде Симоны читалось, что, если ты, остолоп, упустишь такую клиентку, будешь полным идиотом. Это обстоятельство решающим образом подействовало на долговязого, и он сумел-таки выдавить из себя:
– Хорошо, когда едем?
– Прямо сейчас.
Через несколько минут Жан вынес все необходимое снаряжение, которое с помощью Мари загрузил в багажник ее бронированного «Мерседеса».
– Клевая у вас тачка, – подметил он, садясь на переднее сиденье.
– Да я и сама тоже ничего.
Вполне естественно, что по дороге, ведущей к аэропорту, Жан отчаянно кадрился к богатой и к тому же соблазнительной дамочке. Мари не мешала, даже подыгрывала ему в этом. Пока не наступило время прощаться.
– Скажи, Жан, ты хорошо уложил парашюты?
– Как для президента Франции. Это мои личные парашюты, я все время беру их с собой на соревнования.
– Отлично. – Мари, затормозив, подъехала к тротуару. Повернув к нему лицо и очаровательно улыбнувшись, она милым голоском пропела: – Знаешь, Жан, я передумала.
– Как? – Долговязый ловил ртом воздух, не находя слов.
– А вот так, мой милый мальчик. Хочу все это проделать одна. Без тебя. А то мой ревнивый муж, который ждет меня у самолета, может подумать что-нибудь не то, и у тебя возникнут неприятности. Понимаешь?
Жан, ничего не говоря, кивнул. Мари достала сумочку и вытащила оттуда увесистую пачку долларов.
– Сколько ты хочешь за свое добро?
– Но вы… вы же не умеете прыгать…
– Я все умею, Жан, мне просто позарез были нужны два парашюта. За меня можешь не беспокоиться. Так сколько? – Она снова очаровательно улыбнулась. Такой женщине было очень трудно отказать. – Если оставишь свой номер телефона, я вечером же верну тебе все обратно и, может быть, даже… – многозначительно добавила Мари, видя его смятение. – Ну как? По рукам?
– Хорошо. Записывайте, – не устоял перед ее напором инструктор.
После того как Мари записала его телефон, он смущенно пробормотал:
– Вы можете дать мне четыре тысячи долларов? Вы не подумайте, это в залог. После того как вы вернете мне снаряжение, я их вам отдам.
Мари отсчитала ему четыре с половиной.
– Пятьсот возьми себе. Это за прокат. – И напоследок послала вышедшему из машины Жану воздушный поцелуй.
Пригород Парижа
15.10 местного времени
Стиклер в сопровождении Дуайта Смита и еще двух человек, на их счастье не отправившихся в компании Фишера в гости к мистеру Гангренуару, приехал в пункт назначения полчаса назад. Как и следовало ожидать, небольшой частный аэропорт ничем не отличался по инфраструктуре от своих американских собратьев. Не впечатляющее своими размерами двухэтажное здание аэровокзала, левее небольшой домик отдыха для летного состава, чуть подальше, за взлетной полосой, виднелся ангар. Зайдя внутрь, Стиклер подошел к администратору и предъявил ему свой паспорт.
– Мы звонили вам насчет аренды самолета.
– Да, да. – Администратор, щуплый и необычайно живой мужичок, бегло посмотрев в документ, вернул его Стиклеру обратно. – У нас на данный момент есть два свободных аппарата. Можете пройти посмотреть и выбрать, какой понравится.
Рядом со Стиклером бесшумно возник квадратный француз в рабочем комбинезоне.
– Антуан, проводи клиентов к машинам.
Махнув рукой стоящим поодаль парням, Стиклер прошел за французом на летную площадку. Там стояли в ряд четыре вымытых до блеска летательных аппарата.
– Можете выбрать любой из этих. – Антуан ткнул пальцем во второй и четвертый.
– А внутрь заглянуть можно?
– Конечно, люки открыты. Когда решите, какой из них вам подойдет, вернетесь обратно к администратору и сообщите ему о вашем решении. После этого мы сразу же начнем готовить его к полету.
Подождав, пока Антуан отойдет подальше, Стиклер подозвал к себе Смита.
– Скажи им, – он кивнул на двоих перетаптывающихся на месте бойцов, – чтобы все осмотрели. Пусть сами решают, куда они смогут подложить взрывчатку, чтобы ее раньше времени никто не обнаружил. Я в этом ничего не понимаю.
– Я тоже.
– Вот пусть они и думают. Кто из нас спецы – мы или они?
– Ты прав. Пусть делают свое дело.
– А ты останься здесь и посматривай, чтоб никто их не потревожил. Я пойду свяжусь с посольством. Вдруг они там что-нибудь решили по-другому.
Оставив их одних, Стиклер прошел сквозь здание аэровокзала и, выйдя к парковке, закурил, чтобы унять волнение. Ему совсем не нравилось то, что он сейчас делал. Отправлять Тихомирова на тот свет было несправедливо. Гарри Стиклер был предельно честным и бескомпромиссным человеком, хотя ему и пришлось поступить совсем недавно наперекор своим убеждениям. Но он сделал это, чтобы совершить акт возмездия, снившийся ему ночами на протяжении пяти лет. А сейчас его родное ведомство заставило его выполнять функции террористов. Посмотрев на истлевший до фильтра окурок, он метко зашвырнул его в урну и направился к машине. Надо позвонить Уильямсу и узнать, когда они подвезут Тихомирова.
Трубку поднял Робертсон, его непосредственный начальник.
– Алло, Стиклер? Что у вас там? Определились с самолетом? – вопросы сыпались, как из рога изобилия.
Переждав этот поток красноречия, Стиклер ответил, глядя на уходящее за горизонт шоссе:
– Спецы пока определяют, какой лучше. Как только они решат проблему, я позвоню.
– Не стоит. Минут через двадцать Уильямс вместе с Тихомировым подъедет к вам. Они уже в пути. Проблемы есть?
– Пока нет.
– Слава богу, что хоть с этим мы не испытываем проблем, Гарри. – Голос Робертсона стал мягче. – Постарайся все сделать, как надо. Фишер с Уильямсом и так на нас зуб точат, а если и тут произойдет накладка, считай, что нам с тобой крышка.
– Ладно, Стив, не дрейфь. Прорвемся, – приободрил Стиклер своего начальника, с которым они не раз выкручивались из неприятностей и который никогда не подставлял его перед вышестоящими чинами.
Робертсон не знал, что Стиклеру уже было глубоко наплевать на свою службу, на ЦРУ и на гребаную Америку в целом. Стиклер думал только об одном. Ему хотелось как можно быстрей оказаться на кладбище, где похоронены его жена и дочь, чтобы поделиться с ними новостью, ради которой он пошел на сделку со своей совестью.
Утром Тихомиров проснулся гораздо позже обычного. И немудрено, ведь он лег спать только в шесть утра. Он посмотрел на часы – без пяти двенадцать. Полковник не смог бы и припомнить, когда он вставал в такое время. Головная боль, мучавшая его весь последний вечер, не отпускала – сказывалось перенапряжение последних дней. Тревожные мысли сверлили мозг почище сварливой жены. Положеньице у него было, прямо сказать, незавидное. Он ненавидел это ощущение, когда от него ровным счетом ничего не зависит. Конечно, французское начало было разыграно точно, как по нотам. А вот дальше. Дальше все в руках старлея Слобцова.
