– Какой бумажки? – оживился Глотов.
– Последней. Из суда. Чтобы все выглядело по закону.
– Все незаконно! Разве вы не понимаете! Полицию сюда нужно!
– Не беспокойтесь, господин Глотов, полиция тут будет обязательно, и в избытке, а с ними и судебные приставы.
– Так это же все незаконно! И собрание вчерашнее подметное!
– Собрание как раз законно. То, что никого из вас не позвали, это незаконно. Да вы бы не пришли, хотя и напрасно. Требование собрать внеочередное получали? По почте или через нотариуса?
– Я, знаете, на все их требования...
– И напрасно. Поэтому вчерашнее собрание и прошло законно. Ваш юрист заводской знает законы хоть немножко? Где он, кстати?
– У себя... должен быть.
– Он нужен. И срочно.
Глотов через секретаршу потребовал юриста, но того на месте не оказалось, и секретарша получила задание срочно его разыскать.
– Да как оно может быть законным, когда у нас, у заводских, больше, чем у них, акций!
– Акций теперь неизвестно, у кого больше. У них, думаю, потому что суд уже заблокировал пакет вашего отца, – кивнул я в сторону Софронова. – Это самое простое основание: насильственная смерть, любой суд войдет в положение.
– Откуда вы знаете!
– Из большого опыта. А сегодня-завтра принесут определение суда по жалобе вашего бывшего работяги, которого вы уволили за пьянку.
– В суд подал?
– Он подписал, и за него отнесли.
– Все-то вы знаете!
– Сегодня-завтра суд это рассмотрит, если уже не рассмотрел. Передвинуть делишки – папочки не дорого стоит, не такое у нас покупается. Расценки на эти услуги можете взглянуть в Интернете, длинный списочек. Слушайте, хорош нам болтать, не успеем ничего! Сколько ворот на заводе? – теперь я обращался к главному инженеру.
– Трое, на замках.
– Замки – от ветра. Заварить надо, наглухо, сейчас же. Сварщики есть? – Тот кивнул, и я повернулся к Глотову: – Отдавайте приказания. И не жалейте арматуры, чтобы пятитонный грузовик на таране ворота удержали.
Глотов кивнул, глядя на главного инженера, и тот сразу привстал со словами «Могу идти?»
– Еще не все, – махнул я ладонью, и он снова сел. – Как только вечером выведут личные машины, заварить главные ворота. Проход только через турникет.
– Дожили... Чтобы ворота заводские от бандитов заваривать... Уму непостижимо! Криминал сплошной! – Глотов повернулся к молодому Софронову. – Ты знаешь, в мою квартиру залезли, когда я на выходных на даче был. Приезжаю – все опечатано, соседи полицию вызывали, у меня была дверь нараспашку. Что делается, а!
– Что пропало? – спросил я.
– Мелочь всякая, перевернуто только все вверх дном. Деньги искали. Как будто они у меня есть.
– С заводом это как-то связано?
– ... До самой ночи я с полицией разбирался. Утром приезжаю на завод, и тут мне подарочек. А чего думать, связано или не связано с заводом. Со всех сторон бандюги, и все повязаны. Довела страну до ручки власть оккупационная!
– Леонид Кузьмич, у нас мало времени, а сделать надо много... – Я терял терпение. Мне казалось, что эти люди совершенно не понимают серьезности своего положения. Им оставалось сидеть в своих кабинетах полдня, на остальное шансов почти не было. А если и могли появиться какие-то шансы, то только в ближайшие полчаса.
– Что еще делать, говорите, теперь вы у нас командир. – Глотов наконец посмотрел на меня и угрюмо улыбнулся.
– Господин главный инженер, вы, пожалуйста, займитесь воротами. Новую охрану мы должны выкинуть из проходной сразу после обеденного перерыва. Теперь так... Этим троим больше нечего делать на этаже. По вашему приказу они должны занять ключевые места в проходной. Если те, в синем, окажут сопротивление, что вероятнее всего, необходимо применить физическую силу. Не церемониться! Но троих мало, надо привлечь рабочих. Они выполнят ваш призыв?
– Рабочие всегда за меня.
– Отлично. И они должны будут остаться в проходной, охранять завод. Производство останавливается сразу после перерыва.
– Этого нельзя...
– Вы не понимаете. Считайте, что производства для вас уже нет и не будет!
– Вы сгущаете краски. Я не могу в это поверить. Ну, хорошо, допустим, что дальше?
– Дальше вы собираете митинг всех рабочих и выступаете перед ними.
– Митинг – это правильно, – сразу оживился старый коммунист. – Я знаю, что сказать рабочим! На площади перед заводоуправлением. У нас всегда там митинги проходили, пока страну не развалили! И радио есть, и громкоговорители.
– Распорядитесь проверить систему, чтобы не было накладок и конфуза. Теперь мне нужен ваш юрист.
– Ах, мать его... – Глотов стукнул пальцем по кнопке селектора. – Галя! Где этот Киселев шатается?
– Леонид Кузьмич, я нашла его, он подъезжает. Сказал, через пять минут...
– Вот бездельник! Сразу ко мне!
– Леонид Кузьмич!
– Что еще?
– Письмо вам.
– От кого?
– Не указано. Новогоднее какое-то, с елкой и Дедом Морозом. Написано: лично в руки. Принести?
– Неси.
Секретарша впорхнула в кабинет, протянула конверт через стол, но Глотов не стал забирать, только смотрел на этот конверт в ее руках.
– Откуда это?
– Из бюро пропусков принесли. Сказали, нашли у окошка.
– Ладно, оставь. Этого шалопая – сюда, немедленно! – Глотов все-таки взял конверт и, не глядя, сунул его в карман пиджака.
Повисла неловкая пауза, каждый по-своему проворачивал в голове странное письмо. В пальцах молодого Софронова я заметил совсем измятый расходный ордер для оплаты моих услуг, и осторожно высвободил его. Расправил, протянул через стол Глотову и положил перед ним. Если эти руководители и дальше будут так мямлить, то завод завтра будет в чужих руках, а в кассе – пусто.
Глотов очнулся от движения моей руки, поднял расходник со стола и рассмотрел. Потом молча покачал головой, читая сумму прописью и жалея деньги, но подписал и протянул через стол Софронову.
– Теперь о юридической стороне... – продолжил я. – Начнем без юриста. Лучшая защита, как известно, нападение. Леонид Кузьмич, кто это сказал? Ленин?
– Суворов, – криво усмехнулся тот. – Не трогайте Ленина.
– Не буду. Начнем с вас, – резко повернулся я к Софронову. – Вы должны сейчас написать заявление с просьбой возбудить уголовное дело против Портного Бориса Михайловича по статье «Принуждение к заключению сделки посредством похищения и введения в заблуждение вашей дочери». Сейчас же. Сегодня заявление должно лежать в отделении полиции. Если там не примут, сразу в прокуратуру, с жалобой. Вы поняли меня? Они должны зарегистрировать это заявление сегодняшним числом. – Софронов моргнул и приготовился что-то возразить, но я ему не позволил. – И ничего не бойтесь, вашу дочь никто допрашивать не будет, она ни в чем не виновата, она – жертва, и до суда мы это все равно не доведем, вы заберете свое заявление через два дня. Будем действовать их же методами. Понятно? Нам нужно только время! Напишите, что лица, незаконно лишившие ее свободы, из которых один был задержан в воскресенье с огнестрельным оружием в руках и был ранен, работают на Портного. Сошлитесь прямо на меня, как на свидетеля.
