Чуточка отпускного настроения наполняла Тойера чувством, отдаленно напоминающим блаженство. Ведь, в сущности, он выполнял и приказ директрисы Шильдкнехт. Правда, Ильдирим определила его индивидуальные усилия как старческий маразм.
Дом пасторской вдовы Тойер отыскал с трудом. Как он и опасался, это оказалось церковное строение со странной дверной ручкой — молящейся фигуркой в духе Барлаха. В остальном же дом был удручающе уродлив — огромный кирпич с окнами и высокой лестничной клеткой. Гранитные ступени и перила были выдержаны в стиле пятидесятых. Нассман жила на четвертом этаже.
— Благослови вас Бог, — проговорила вдова. Выглядела она симпатично: круглые очки, мешковатая одежда, острый носик мило сочетались с ее маленьким ростом и сандалиями на плоской подошве.
Тойер обратил внимание на носки ручной вязки и поздоровался:
— Добрый день.
Вдова пригласила посетителя в гостиную.
На стене висела символическая картинка: две черные руки, держащие земной шар, из которого произрастало что-то зеленое. Под подоконником нелепо примостился величественный силуэт иерусалимского Купола Скалы. Булавка с веселой лиловой бусинкой фиксировала рядом с выключателем размытую черно-белую фотографию борца за права человека Мартина Лютера Кинга. Все это и еще много чего другого старший гаупткомиссар Иоганнес Тойер рассматривал с нарастающим унынием.
— Мы с мужем боролись до последнего за сохранение нашей семьи, — вздохнула вдова. — Но когда он спутался с той девицей, я уже не выдержала. Будь у нас дети, тогда им нужны были бы оба родителя, а так… Чаю хотите?
Могучий сыщик угрюмо кивнул.
Вдова удалилась на кухню. На низком столике возле софы лежал сборник проповедей. Тойер взял его в руки.
«Мы спешим на церковное собрание!» — сообщали готические буквы. С обложки радостно улыбались молодые люди в ярких одежках, которые — и это понял даже несведущий в вопросах моды сыщик — давно устарели. На чем-то вроде тачки один из них вез безрукое и безногое человеческое существо, вез неуклюже — казалось, оно вот-вот выпадет из нее. Но и у этого несчастного калеки на лице играла влажная ухмылка.
Остро запахло шиповником.
— Я думал, вы заварите черный чай, — слабо запротестовал Тойер.
Вдова в каком-то веселом удивлении покачала головой. В общем-то некурящий, сыщик отчаянно пожалел, что не захватил с собой сигареты. Он охотно продымил бы до потолка эту богадельню. Нет, про безобразие вдовьего жилища молодые коллеги ничего ему не сообщили. Вероятно, им ничего не бросилось в глаза. Непостижимо, все нужно делать самому!..
— С мужем я познакомилась, когда изучала в Гейдельберге теологию. Потом мы вместе съездили в Израиль и работали там в кибуце.
Тойеру стало плохо. Эта кисло-сладкая парочка, самая шаблонная из всех, кого он встречал за свою жизнь, была предсказуема не меньше, чем действие бутылки крепкого спиртного, настоянного на клещевине.
— Потом мы вступили в брак. Это был опрометчивый шаг.
— Скажите, у вас были отношения еще до брака?
— Как это? Ваш вопрос мне непонятен.
— Нет-нет, ничего. Видите ли, вашего покойного супруга подозревают в надругательстве над трупом.
Вдова Нассман глотнула шиповникового чая и вздохнула:
— Понимаете, господин Тойерстер…
[5]
— Тойер — вполне достаточно.
— Да… Я очень много страдала, живя с мужем. Ему никогда не хватало того, что я была готова ему дать. Сейчас я говорю об интимной стороне… сексуальность — дар, но ее надлежит обуздывать… Я имею в виду, если супруги вместе посетили концерт, а потом, возможно, полакомились пиццей и бокалом вина…
— Но только одним бокалом! — воскликнул сыщик.
— Что? Да, разумеется… Тогда, на мой взгляд, и телесное слияние тоже станет чем-то чудесным… А он хотел… ну… как бы это сказать… между нами говоря… познать меня…
— С тыла, — жестко сказал Тойер.
Вдова поперхнулась.
Вот так, хватит церемониться!
Вообще-то аллергия на теологов появилась у комиссара еще в юности, перед конфирмацией, во время подготовительных занятий у пастора Кналля. Он с омерзением вспоминал часы сидения в затхлом приходском зале под унылые звуки «духовных» песнопений. И еще каникулы в Шварцвальде, в Монбахской долине, бессонные ночи наверху двухъярусной кровати, под храп какого-нибудь ученика из школы для детей с умственными отклонениями, вкус чая с перечной мятой, тминного хлеба и пресного сыра…
Впрочем, постепенно до полицейского все-таки дошло, что вдова ничего плохого ему не сделала, и он попытался держать себя в рамках.
— Понимаете, я считаю вашего супруга невиновным. Я не верю, что он убил девушку, столкнув ее вниз со стены. Вы знали Роню?
— Ваши коллеги тоже спрашивали меня об этом, — ответила Нассман и потупилась. — Девочка просто пришла в подростковый кружок, который вел мой муж. Там я видела ее пару раз, но лишь издалека… Я не участвовала, как другие жены пасторов, в жизни прихода. Дело в том, что я так и не завершила учебу — ведь мы хотели детей. Не получилось. Когда это стало ясно, мой поезд уже ушел. Сначала мы уехали в Маркгрефлер-Ланд, где муж получил место пастора. Как я могла учиться, живя там? Хотя, пожалуй, и могла бы… Конечно, я сама во многом виновата… Но злилась тогда на мужа, играла на его нервах. И вот это пасторское место в Гейдельберге. Вообще-то оно было для него чересчур ответственным, не по его способностям. По воскресеньям в церковь Святого Духа часто заглядывают профессора теологии, и горе, если муж допускал в проповеди какой-нибудь ляпсус. Кроме того, там иногда появлялся кто-либо из его предшественников и держал себя так, словно ему все еще было что сказать…
Тут вдова совершила поступок, почти обезоруживший Тойера. Она выдвинула из стола маленький ящичек и достала из него пепельницу, зажигалку и тонкие швейцарские сигарки.
— Хотите «Бриссаго»? Это что-то в духе вахмистра Штудера.
[6]
Он не стал отказываться.
— Мне бросилось в глаза, что эта Роня довольно активно вешалась на него, но я не очень верю, что между ними что-то было. Она не в его вкусе. Ему нравились такие, как я. И практикантка, которая позволила ему то, чего он всегда хотел, походила на меня. Я случайно застала их за этим занятием… Кто-то из полицейских сообщил прессе, что она якобы была активисткой в приходе, но она была всего лишь студенткой и хотела пройти практику на каникулах…
— Мои коллеги информировали вас, что нынешняя версия мотивов преступления состоит в том, что Роня якобы ожидала ребенка от вашего мужа и шантажировала его этим?
