Билл Уилкинс получил прозвище «Гарлу» из-за своих огромных, заостренных ушей и блестящей куполообразной лысины. Гарлу — так назывался игрушечный монстр, который с начала и до середины 60-х годов пользовался большой популярностью у мальчишек. Так Уилкинса прозвал кто-то из ветеранов, который помнил этого уродца в набедренной повязке. Кличка намертво прилипла к Уилкинсу. Огромный, неповоротливый, с вечно приоткрытым ртом и тяжелой поступью, он походил на какого-то полузверя. В баре ФОП
[31]
хранилась сделанная из картона медаль, на аверсе которой карандашом было грубо нацарапано «Гарлу». Когда Уилкинс напивался, он гордо вешал ее себе на шею. По вечерам его часто можно было найти в этом баре.
Из положенных двадцати пяти лет Уилкинсу предстояло отслужить еще шесть, и он, потеряв всякую надежду на повышение, хотел только одного — удержаться на занимаемой должности в ОТП. Для этого ему необходимо было обеспечивать сносный уровень раскрываемости.
Реймон неплохо относился к Уилкинсу, с которым многие полицейские из «убойного» отдела консультировались по поводу компьютеров, так как Уилкинс хорошо разбирался в них и всегда был готов помочь. Он был честным и порядочным парнем, может быть, немного циничным. Что же касается его профессиональных способностей, то, как заметила Ронда, у него просто было несколько замедленное мышление.
— Как насчет свидетелей? — спросил Реймон.
— Пока никак, — ответил Уилкинс.
— Кто сообщил о трупе?
— Анонимный звонок. Есть запись…
Реймон взглянул на полицейского в форме, который стоял неподалеку, опершись на патрульную машину 4-го участка. Он был высоким, худощавым и светловолосым. Реймон по привычке, оставшейся у него с тех времен, когда он сам служил патрульным, запомнил номер машины.
— Мы собираемся пройти с опросом, — сказал Уилкинс, обращаясь к Реймону.
— Вон там, это ведь «Макдоналдс»? — спросил Реймон, кивая в сторону жилых домов и торговых павильонов.
— Мы сначала обойдем те дома, — сказал Уилкинс.
— И надо зайти в церковь.
— Баптистская церковь Святого Павла, — уточнила Ронда.
— Зайдем, — сказал Лумис.
— В приюте для животных ведь есть ночные работники, не так ли? — спросил Реймон.
— Нам надо осмотреть местность, — сказал Уилкинс.
— Мы можем помочь, — непринужденно предложил Реймон.
— Добро пожаловать на вечеринку, — пожал плечами Уилкинс.
— Я взгляну на тело, если ты не возражаешь, — сказал Реймон.
Реймон и Ронда Уиллис направились к мертвому. Когда они проходили мимо полицейской машины, офицер в форме выпрямился и обратился к ним.
— Детективы!
— В чем дело? — спросил Реймон, посмотрев на патрульного.
— Я хотел спросить, не объявились ли свидетели?
— Пока нет, — ответила Ронда.
Реймон прочитал табличку с именем, приколотую к мундиру, и холодно взглянул в голубые глаза.
— Вы здесь на задании?
— Так точно сэр, оказываю помощь на месте происшествия.
— Так и выполняйте свои обязанности. Не позволяйте зевакам и журналистам подходить к телу, ясно?
— Слушаюсь, сэр.
Когда они вошли в сад, Ронда сказала:
— Резковато, но по существу, не так ли, Джуз?
— Подробности расследования его совершенно не касаются. Когда я был патрульным, мне и в голову не приходило лезть не в свое дело. Когда перед тобой старший по званию, надо держать рот закрытым, пока тебя не попросят заговорить.
— Может быть, он просто честолюбив.
— Вот уж о чем я никогда не думал, так это о честолюбии.
— Тем не менее тебя продвигали.
Убитый лежал неподалеку, на лужайке рядом с узкой тропинкой. Не подходя к телу, они остановились, стараясь не затоптать следы. У тела Асы Джонсона работала Карен Криссофф, эксперт из оперативной криминалистической лаборатории.
— Привет, Карен, — поздоровался Реймон.
— Привет, Джуз.
— Слепки следов уже сняли? — спросил Реймон, имея в виду отпечатки обуви, которые можно было бы обнаружить на мягкой земле.
— Можешь подойти, — сказала Криссофф.
Реймон шагнул вперед, опустился на корточки и внимательно осмотрел тело. Глядя на труп приятеля сына, он не испытывал ни тошноты, ни отвращения. Он видел слишком много смертей, и физические останки не вызывали у него ничего, кроме понимания: тело — это всего лишь оболочка. Он испытывал только грусть и некоторое разочарование от сознания того, что уже ничего нельзя изменить.
Закончив осмотр тела и участка в непосредственной близости от погибшего, Реймон поднялся и что-то пробормотал.
— Многочисленные пороховые ожоги, — сказала Ронда. — Выстрел был сделан с близкого расстояния.
— Точно, — согласился Реймон.
— Пожалуй, слишком тепло, чтобы надевать такую куртку, — заметила Ронда.
Реймон слышал ее замечание, но не отреагировал. Не обращая внимания на зевак, полицейских и криминалистов, он смотрел на дорогу. На обочине Огелторпе был припаркован черный «линкольн», возле которого стоял, облокотившись на крышу салона, высокий, светловолосый и худощавый мужчина в черном костюме. На мгновение их взгляды пересеклись, затем мужчина выпрямился, обошел машину и сел за руль. Лимузин развернулся и быстро уехал.
— Джуз? — обратилась к нему Ронда.
— Куртка, должно быть, новая, — сказал Реймон. — Полагаю, ему недавно купили ее, и он хотел похвастаться.
Ронда Уиллис кивнула.
— У мальчишек всегда так.
12
Конрад Гаскинс вышел из клиники, расположенной вблизи церкви на пересечении Миннесота-авеню и Нейлор-роуд. На нем была потемневшая от пота футболка и выцветшие рабочие штаны. Он был на ногах с пяти утра. Поднялся и отправился на Центральную авеню в Сит-Плезант Мэриленда. Каждое утро он встречался там с парнем, который, отсидев когда-то срок, считал своим долгом нанимать на работу таких же людей, каким он и сам был недавно. Место встречи находилось недалеко от Хилл-роуд, рядом с захудалым двухкомнатным домишком, где он жил с Ромео Броком.
Брок ожидал его в своей «импале», скучая на больничной парковке. Гаскинс опустился на пассажирское сиденье.
— Ты мочишься в мензурку? — спросил Брок.
— Мой куратор по условно-досрочному следит за этим, — сказал Гаскинс. — Она говорит, что я должен сдавать мочу каждую неделю.
— Ты можешь покупать чистую мочу.
— В клинике всегда шмонают, прежде чем пустить в уборную. Чтобы никто их не надул. Поэтому надзирательница меня сюда и отсылает.