Брок затянулся и выпустил облако дыма.
— Ты сваливаешь? — спросил Брок.
— Я устал, Ромео.
— У тебя больше нет куража, в этом проблема.
— Убивать и грабить легко. Проблема в том, что за этим следует… И вот этого мне больше не нужно.
— Мы почти сделали дело, — сказал Брок. — Давай хотя бы поделим то, что заработали. Возьми свою долю и вали, если тебе так хочется.
— На этих деньгах кровь. Они мне не нужны. Но быть рядом с тобой и знать, что тебя в любой момент могут «грохнуть», я не хочу.
— Дерьмо собачье. С какой это стати?
— Ты думаешь, что тебе все сойдет с рук? Даже твой знаменитый Ред Фьюри в конце концов сломался. Там, в тюремном дворе, когда его убивали, думаешь, он хвастался? Гордился собой? Нет, брат. Скорее всего, он звал мамочку, так делают почти все.
— Но я еще только начинаю.
— Ты уже закончил, — сказал Гаскинс. — Парень вроде тебя может трясти «лохов» и малолеток, но это твой потолок. Ты можешь еще раз взять «бабки», потом начнешь их тратить, и тебе это понравится, и придется снова и снова «идти на дело», так будет продолжаться до тех пор, пока не наступишь на мозоль тому, кому не следовало бы. Тогда тебя «закажут», и — «бам!» — все кончено. Черт возьми, парень, ты, возможно, уже поставил точку на своей жизни. Ты взял с собой девушку и сделал большую ошибку. Ты в курсе, что эта задница Бродас знает, где она работает? Может, не сегодня и не завтра, но однажды некие ребята проследят за ней до твоего дома. И кто бы ни был хозяином пятидесяти «кусков», случится это, я думаю, довольно скоро. Так что, да, брат. Ты уже закончил.
— Хорошо, что я люблю тебя, брат. Я больше никому бы не позволил говорить со мной подобным образом.
— Я тоже люблю тебя. Но я не могу остаться.
Гаскинс поднялся с дивана и обнял Ромео. Потом оторвался от него и поднял свою спортивную сумку.
— Позаботься о моей матери, — сказал.
— Ты знаешь, что я это сделаю, — сказал Гаскинс. — Иначе нельзя.
Брок видел через окно, как Гаскинс прошел под деревом, вышел на посыпанную гравием дорогу и направился вверх по улице.
Брок еще мог догнать Конрада. Переубедить брата, уговорить не уходить. Но он стоял и курил, стряхивая пепел на чистый деревянный пол.
32
Реймон вошел в аппаратную ОТП, в руках у него был сэндвич с жареным цыпленком и банка содовой. Близился вечер, а он еще не обедал. Пока Реймон ходил за сэндвичем, Ронда допрашивала Алдана Тинсли. Антонелли сидел, как всегда, положив ноги на стол. На экране номер один было видно, как Бо Грин продолжал допрашивать Доминика Лайонса. Ему уже сообщили, что Дарсия Джонсон согласилась сотрудничать со следствием и дает показания. Прикованный к стулу, он сидел, подавшись вперед, с искаженным от злости лицом. Абсолютно спокойный Бо Грин сидел напротив, сложив руки на животе и откинувшись на спинку кресла.
— Бо сообщил Доминику, что мы взяли человека, который продал ему пистолет, — сказал Антонелли. — И что именно из этого пистолета накануне вечером был убит человек. Посмотри на него. Теперь спесь с нашего парня слетела.
На экране было видно, как Доминик, рванувшись, грохнул кулаком по столу.
— Все это полное дерьмо, — заорал он. — Вы не сможете повесить на меня еще одно убийство. Я не идиот, чтобы покупать «пушку», на которой висит труп.
— Бино сказал тебе, что пистолет чистый? — спросил Бо Грин.
— Черт побери, именно так этот ублюдок и сказал.
— А откуда он взял пистолет?
— Не знаю. Сам спроси эту задницу, откуда у него «пушка».
— Мы собираемся, — сказал Грин.
Антонелли опустил ноги на пол и кивком головы указал на экран номер два: Ронда допрашивала Алдана Тинсли.
— Ваш воришка не слишком-то разговорчив.
— Ничего, заговорит, — сказал Реймон.
— Ронде сильно досталось?
— Слегка ударило дверью. Но она отшатнулась, словно ее ударил грузовик.
— У всех женщин есть актерские способности.
— И не только.
Ронда продолжала возиться с Алданом Тинсли, но не продвинулась ни на шаг. Как изголодавшийся зверь, Реймон проглотил свой сэндвич, залпом выпил содовую и бросил пустую банку в урну.
— Я пойду туда, — кивнул на экран Реймон.
Антонелли увидел, как Ронда повернула голову, услышав стук в дверь. Вошел Реймон. Он сел рядом с напарником и положил руки на стол.
В третий раз за день Реймон ослабил узел галстука. В комнате было жарко, и он чувствовал запах собственного тела. Несколькими часами ранее в этой же рубашке он играл в баскетбол, потом боролся с Тинсли. У него было ощущение, что он целую неделю не менял рубашку.
— Привет, Алдан, — сказал Реймон.
Алдан Тинсли кивнул. После того как Реймон припечатал его об пол, губы у того распухли, и он стал похож на мультяшную утку.
— Тебе удобно?
— Губы болят, — сказал Тинсли. — И зуб шатается.
— Нападение на офицера полиции — очень серьезное преступление.
— Я извинился перед детективом. Разве нет?
— Извинился, — сказала Ронда.
— Я не хотел ударить ее дверью. Я просто был расстроен. Вы вообще не сказали, зачем я вам нужен, а в последнее время у меня и так достаточно заморочек. Я просто устал. И мне надоело, что меня постоянно достают. Но, вы же понимаете, я никому не хотел причинить вреда.
— Как бы серьезно это ни было, — сказал Реймон, — обвинение в нападении — теперь самая маленькая из твоих проблем.
— Мне нужен адвокат.
— Доминик Лайонс. Знаешь его?
— Не припоминаю.
— Пять минут назад Доминик Лайонс рассказал нам, что купил у тебя пистолет в среду вечером. «Спешиал» 38-го калибра. Девушка, которая была с ним, подтвердила, что его продал именно ты.
У Тинсли задрожала губа.
— Из пистолета в тот же вечер Лайонс убил человека.
— Вы, что, меня не слышите? Я хочу… чтобы мне предоставили этого чертова адвоката.
— Я тебя слышу, — сказал Реймон. — На твоем месте я вызвал бы целую команду адвокатов. Обвинение в хранении оружия, соучастие в убийствах…
— Послушайте, я не совершал никакого гребаного убийства. Я покупаю и продаю. Я не убийца.
Реймон улыбнулся.
— Я сказал «в убийствах», Бино.
— Нет.
— Расскажи нам, где ты был в прошлый вторник вечером.
— Во вторник вечером?
— Во вторник, — повторила Ронда.
— Во вторник вечером я был у своей девчонки, — сказал Тинсли, тема сменилась, и он с заметным облегчением вздохнул.
