Это была федеральная версия политики «не спрашивай и не говори»: «Мы не спросим, откуда взялись все эти фамилии в оперативном журнале, если вы нам сами не скажете».
Прежде чем на инструктаже появился начальник смены, один полицейский громко сказал:
— Эта возня с оперативными журналами такая трудоемкая, что по сравнению с ней клонирование эмбрионов выглядит воскресной рыбалкой.
Другой отозвался:
— Нам нужно переквалифицироваться в адвокаты. Они получают кучу денег за вранье и могут хорошо одеваться.
Похоже было, что министерство юстиции вместо того, чтобы воспитывать в уличных полицейских Лос-Анджелеса честность, толкало их на жульничество и обман.
Во время этого унылого инструктажа Нейт Голливуд дремал под аккомпанемент проповеди о декретном соглашении и очень удивился, когда Пророк просунул в дверь голову и сказал:
— Извините, лейтенант, можно на минуту забрать Вайса?
Пророк молчал, пока они не оказались одни на лестничной площадке, потом повернулся к Нейту и сообщил:
— Пришла твоя жена, хочет поговорить с лейтенантом. Требует один-два-восемь.
— Хочет пожаловаться на меня? — озадаченно спросил Нейт. — Рози?
— У тебя есть дети?
— Пока нет. Мы решили подождать.
— Ты хочешь сохранить брак?
— Конечно. Это мой первый брак, поэтому он мне небезразличен. К тому же у ее старика водятся деньжата. А что случилось?
— Тогда иди кайся и проси о прощении. Не пытайся юлить, это не пройдет.
— Что происходит, сержант?
Нейт Голливуд увидел, что происходит, когда он вместе с Рози и Пророком стоял на южной автостоянке рядом с внедорожником Нейта в сырой и ненастный зимний вечер. Все еще ничего не понимая, он достал ключи и отдал их Пророку, а тот передал их Рози, которая запрыгнула в машину, завела ее и включила антиобледенитель. Когда окна запотели, она вылезла из автомобиля и торжествующе указала на результаты своей разыскной деятельности — на затуманенном ветровом стекле перед пассажирским сиденьем появились отпечатки голых пальцев ног.
— Примерно тридцать шестой размер обуви, — сказала Рози. Потом повернулась к Пророку и добавила: — Нейт всегда любил тощих и маленьких. Я для него слишком толстая.
Нейт хотел было что-то сказать, но Пророк приказал:
— Заткнись, Нейт, — и обратился к Рози: — Миссис Вайс…
— Рози. Можете называть меня Рози, сержант.
— Рози. Не нужно втягивать в это лейтенанта. Я уверен, что вы с Нейтом…
— Я позвонила папиному адвокату, — прервала она, — пока этот сукин сын отсыпался. Все кончено. В субботу я вывожу вещи из квартиры.
— Рози, — сказал Пророк. — Я убежден, что Нейт будет предельно честен при разговоре с вашим адвокатом. Вряд ли вам поможет официальная жалоба на поведение, недостойное офицера полиции. Мне кажется, вы заинтересованы в том, чтобы он работал и получал зарплату. Если его отстранят от работы, и вы, и он потеряете в деньгах.
Она посмотрела на Пророка, на мужа, который побледнел и не произнес ни слова, потом улыбнулась, увидев капельки пота на его верхней губе. Этот ублюдок потел в сырую зимнюю ночь. Рози Вайс это понравилось.
— Ладно, сержант, — сказала она. — Но я не хочу, чтобы он появлялся в квартире, пока я не перееду.
— Нейт будет спать в медпункте, здесь в участке, — пообещал Пророк. — И я пошлю полицейского — забрать все, что ему нужно, чтобы продержаться до вашего отъезда из квартиры.
Когда Рози тем вечером собиралась уходить, она поделилась с Пророком еще некоторой информацией. Она сказала:
— Все равно с тех пор, как он начал качаться, у него наступает эрекция, только когда он смотрится в зеркало.
После того как она села в машину и уехала, Нейт наконец заговорил.
— Копам нельзя жениться на еврейках, сержант, — сказал он. — Поверь мне, она террористка. Высший уровень террористической угрозы с того момента, как зазвенит будильник: одно неверное движение, и ты труп.
— У нее хорошие разыскные инстинкты, — сказал Пророк. — Мы могли бы использовать их в нашей работе.
Теперь его жена была замужем за педиатром, Нейту Вайсу больше не приходилось платить алименты, и он спокойно работал в вечернюю смену, при любой возможности подрабатывая на телевидении и надеясь, что ему повезет и он станет членом гильдии киноактеров. Ему надоело повторять: «Нет, я не член гильдии киноактеров, но…»
Нейт Голливуд надеялся, что 2006 год принесет ему желанную удачу, но близилось лето, и он начал в этом сомневаться. Его надежды умерли вместе с энергичным до боли рукопожатием, которым наградил его новый напарник, двадцатидвухлетний Уэсли Драбб, младший сын совладельца фирмы «Лоуфорд и Драбб», занимавшейся недвижимостью и застройкой и имевшей обширные земельные участки в западном Голливуде и Сенчери-Сити. Нейта поставили работать вместе с бывшим членом студенческого братства, который бросил учебу в Университете южной Калифорнии, чтобы «найти себя», и, поддавшись мимолетному настроению, поступил на работу в полицию — к большому огорчению родителей. Уэсли только что прошел полуторагодовую стажировку и прибыл в Голливуд из отдела Вест-Вэлли.
Нейт подумал, что нужно наилучшим образом воспользоваться этой возможностью. Нечасто попадаются богатые напарники. Возможно, ему удастся с ним подружиться и стать его наставником, уговорить его убедить его отца профинансировать фильм, который Нейт пытался протолкнуть вместе с другим неудавшимся актером, Харли Уилксом.
Копы часто называли свои патрульные машины «катерами» из-за опознавательных номеров на передних дверцах и крыше. Опознавательные номера наносились, чтобы каждый автомобиль можно было легко определить с полицейского вертолета, который именовали не иначе как «авиация». Они только-только погрузились в свой «катер» и начали патрулировать улицы, что всегда нравилось Нейту независимо от смены, когда нетерпеливый новобранец, ехавший на пассажирском сиденье, повернул голову направо и сказал:
— Похоже на пятьдесят один-пятьдесят, — имея в виду раздел Акта о социальном обеспечении, относящийся к душевнобольным.
Тот парень действительно был самым настоящим сумасшедшим — одним из бездомных, слонявшихся по Голливудскому бульвару. Он относился к тому типу бродяг, которые заходили в сувенирные лавки и видеосалоны для взрослых, приставали к продавцам уличных киосков, отказываясь уходить, пока им не давали немного мелочи, не выкидывали на улицу или не вызывали полицию.
В полиции его звали Неприкасаемый Эл, потому что он свободно шатался по улицам, постоянно получая предупреждения от копов, но никогда не попадая за решетку. Эл умел избегать арестов в сто раз лучше, чем Тедди Тромбон. Этим вечером он находился в отвратительном настроении, кричал на туристов, не давая им пройти по Аллее Славы.
