Немного театрально, на мой вкус. Я подошла к ней и представилась. Она встала и пожала мне руку, потом улыбнулась и пригласила сесть за столик.
– Извините за темные очки. В последнее время у меня проблемы со зрением, и даже слабый свет раздражает глаза. И простите за всю эту загадочность. После гибели Дени я просто не знаю, к кому обратиться и кому доверять. Вчера я позвонила адвокату, который ведет мои дела здесь, в Нью-Йорке, – Джастину Фельдману, – и он уверил, что я могу положиться на ваше мнение и благоразумие.
– Знаете, вам очень повезло с адвокатом. Джастин – один из лучших. – Хотя меня и выбил' из колеи ее звонок, при встрече я сразу же прониклась к ней симпатией. – Вы тоже арт-дилер?
– Нет, но покойный муж был коллекционером. Сейчас я живу в Санта-Фе, но раньше мы покупали много картин у Лоуэлла.
На ней был темно-синий свитер, скорее всего шелковый, и темно-синяя длинная юбка, из-под которой виднелись лодыжки и ступни в синих сандалиях с тонкими ремешками.
– Как и Дени, я была замужем за очень богатым человеком намного старше себя. Но, в отличие от нее, я сама была наследницей богатого состояния – автомобильного, ну, то есть автомобильных запчастей, – она улыбнулась. – И Лоуэлл вроде как поручил мне Дени, чтобы я навела на нее лоск. Я на десять лет старше – мне сейчас сорок девять, – но мы стали подругами, лучшими подругами. Уверена, вы понимаете, как это важно для женщины.
– Я не могу представить себе жизнь без подруг, – ответила я. Нина Бом, моя соседка по комнате в Уэллсли, научила меня дружбе и верности. И хотя сейчас она живет в Лос-Анджелесе, а Джоан Стаффорд проводит много времени в Вашингтоне, я знала, что в трудные для меня времена они всегда придут на помощь. – Расскажите о Дени – все, что вы знаете и о чем догадываетесь. Особенно про последнее время.
– Да, конечно. Хотите что-нибудь выпить?
– Нет, спасибо.
Сама она успела заказать бокал белого вина.
– В самом начале создавалось впечатление, что Дени попала в сказку. Лоуэлл мог быть обворожительно-соблазнительным, и Дениз казалась той жемчужиной, что он хотел вставить в центр своей короны. Его званые вечера стали притчей во языцех – вам никто о них не рассказывал?
Я покачала головой.
– По правде говоря, это придумал не он. Он позаимствовал гениальную идею Гертруды Стайн. Стены его гостиной – вы ее видели? – увешаны работами старых мастеров и величайших из живших на земле художников. С помощью богатейших коллекционеров приобретал картину самого знаменитого художника современности, вывешивал ее в гостиной, а затем приглашал и самого художника. Великолепная задумка, да? Эти зачастую угрюмые и замкнутые личности начинали улыбаться, отражаясь в своем полотне. Они уже предвкушали, как золото потечет к ним рекой. Представьте за одним столом Эллсуорта Келли, Кита Хэринга и Дэвида Хокни, сидящих в окружении своих работ и рассуждающих о стилях и талантах. Дени обожала те дни.
– И как долго продолжалась у Кэкстонов эта идиллия?
– Достаточно долго. За исключением молодости и богатства, Лоуэллу все нравилось в Дени, в том числе и желание узнать как можно больше о его увлечении. Она не уставала учиться, и хотя ее глаз не был натренирован, у нее было потрясающее чутье, Лоуэлл звал ее «расцветающим алхимиком». Сначала уговорил ее поехать поискать картины в замках Бордо и в некогда богатых дворцах Венеции. Она безошибочно определяла, когда за потрескавшимся лаком и пылью скрывался шедевр, и умела убедить Лоуэлла включиться в игру. У нее почти не было проколов. Тогда они вернулись домой с Каналетто и двумя восхитительными Делакруа. В каком-то смысле они их украли. Заплатили какие-то гроши, а затем перепродали за баснословные суммы некоторым коллекционерам из круга Кэкстона, его преданным последователям. Но когда она занялась современностью, он был разочарован. Он считал, что она просто теряет время.
– Мисс Севен, давайте определимся, что было раньше – яйцо или курица. Вы знаете, когда их брак покатился по наклонной?
– Это не совсем правильное определение. Я бы сказала, что их брак с треском лопнул. Все случилось в прошлом июне, когда Лоуэлл уехал в Бат. Там должен был состояться аукцион. Распродавалось имущество леди Гвендолин Уинботтэм. Эта девяносточетырехлетняя вдова владела прекрасной коллекцией портретов – младших членов королевской семьи и многих выдающихся военных. Лоуэлл и Дени повздорили, потому что она была слишком занята, чтобы поехать с ним. А он не только ценил ее мнение, но хотел и похвастаться ею перед всем миром – в Аскоте, например. Если бы им удалось уехать пораньше, они бы посетили Уимблдон, несколько приемов и балов. Обычно ей самой нравилось такое времяпрепровождение.
– Почему же она не поехала?
– По правде говоря, не знаю. – Мисо Севен замолчала, словно взвешивая, сообщать ли мне причину, о которой она догадывается. – Дени многое скрывала даже от меня.
– Другой мужчина?
– Нет, тогда она была верна Лоуэллу. В общем он улетел в Англию, посетил и теннис, и бега – один, без Дени. Наконец она мне позвонила и сказала, что если я поеду с ней, то мы сделаем ему сюрприз. Мы собрали чемоданы и поехали в Бат. Водитель встретил нас в Хитроу тем утром, когда был назначен аукцион, и отвез прямиком в «Ройял-Кресчент». Вы знаете, где это?
– Да. – Я останавливалась в этом милом старинном отеле, когда первые пьесы Джоан ставили в лондонском Лирическом театре.
– Дениз подошла к стойке администратора и сказала, что хотела бы получить ключ от номера. У меня была комната с окнами на улицу, но ей, чтобы дойти до номера Лоуэлла, пришлось пройти через садик, где половина постояльцев в это время пила чай. Через пять минут я услышала крики Дени так отчетливо, будто она находилась у меня. И слова, которые она употребляла, постояльцам отеля вряд ли приходилось когда-либо слышать. Позже я узнала от Дени, что она застала Лоуэлла во время замысловатого сексуального маневра с правнучкой леди Гвендолин, двадцатипятилетней красавицей, которая, несомненно, желала увеличить продажную цену на свое наследство. Она познакомилась с Лоуэллом и хотела уговорить его поднять ставки на аукционе.
– Есть ли смысл спрашивать, что было дальше?
– Дени использовала больше нецензурных слов, чем содержит словарь Уэбстера. Наследница сбежала прямо в гостиничном халате, а Дени повыкидывала ее одежду из окна, возможно, даже на головы постояльцев. Восьмидесятилетняя сестра Гвендолин, Алтея, насладилась этим спектаклем из партера – она в инвалидной коляске тоже пила чай в садике. Когда минут через пятнадцать из комнаты выскочил одетый Лоуэлл, Алтея встала, опираясь на клюку, и во всеуслышание заявила: «Я восхищаюсь вашей смелостью, мистер Кэкстон. Вам иметь дело с моей внучатой племянницей – все равно, что пытаться засунуть устрицу в щель парковочного автомата. Было приятно с вами познакомиться. Жаль, что вы не сможете остаться на вечер».
– Значит, на аукцион он не пришел?
– Нет. Шофер отвез его прямо в аэропорт, и он вернулся в Нью-Йорк.
