Жуков, испытывающий чувство некоторого разочарования, кинулся к ридикюлю. Ридикюля на месте не было: мародеры не мешкали.
Сплюнув, он поспешил к экипажу «скорой», представившись мужем пострадавшей, и был допущен в салон, где наткнулся на участливо склонившегося над Лорой Вахтанга.
Горю кавказского человека, казалось, не было предела.
Машина тронулась, унося потерпевшую и сопровождающих ее лиц.
− Какой бэда, слушай, какой катастроф! − сетовал горец. − Ты минэ свой тэлэфон давай, дэржи минэ в курсе, очень пэрэживаю, слушай…
Однако он вовремя совладал с собой и, когда машина проезжала мимо его дома, требовательно остановил ее, сэкономив, как уяснил Жуков, на такси. И само собою − на ужине, находчиво скрывшись в салоне казенного транспорта от официантов, чьи ищуще-растерянные взоры в царившей сутолоке Юра хорошо запомнил.
«Одни аферисты вокруг», − горестно вывел он для себя, когда автомобиль остановился у приемного покоя муниципального госпиталя Кони-Айленд.
Ларису, находящуюся в бесчувственном состоянии, унесли в холодно сияющие люминесцентными лампами просторы учреждения, а к Жукову мгновенно приклеился местный менеджер, принявшийся выяснять, кем он приходится пострадавшей, где его документы и документы Ларисы? Юра остро почувствовал, что дело пахнет финансовой ответственностью за медицинские услуги, и он вполне может влипнуть в неясную историю, а потому поспешил заверить настырного служащего, что является попросту сердобольным свидетелем, а после, под предлогом отлучки в туалет, ретировался прочь, пешим порядком добравшись до близкого отсюда дома.
Стояла глубокая ночь, за окном мерно шумел неразличимый океан с мерцающими бортовыми огнями далеких судов, редко вскрикивали чайки.
Не утруждаясь раздумьями, Жуков завалился на широкий матрац и тут же заснул: впереди маячил напряженный трудовой день, и надо было набраться силенок.
Когда полумрак туманного рассвета заполнил комнату, едко скрипнула входная дверь, и приоткрывший сонные веки Юра различил перед собой знакомый силуэт супруги.
Поначалу Жукову показалось, что ему явилось привидение: Лора была боса и одета в застиранную ночную рубашку в мелкий цветочек. На ее голове возвышался марлевый тюрбан, формой напоминавший помятое ведро.
− Вставай, Жуков! − весело изрек призрак.
Издав изумленное мычание, Юра приподнялся на локте.
− Как видишь, жива… − Призрак взял с туалетного столика сигареты и по комнате потянулся синеватый дымок.
− Ты откуда? − пролепетал Юра.
− Сбежала, − беспечно пояснила Лора. − Страховки нет, а в госпитале пристали: кто такая и давай свой социальный номер! − хрен отвертишься. Ну, я изобразила беспамятство, а сама думаю: ведь насчитают столько, сколько весь их госпиталь стоит… Ну и сдернула. Платье, конечно, жаль, да и туфли…
− А диагноз какой? − окончательно проснулся Жуков.
Пожевав задумчиво губами, Лора неверной рукой ощупала повязку. Шмыгнула плаксиво носом.
− Сотрясение мозга четвертой стадии.
− Во! − сказал Жуков.
− Замерзла, давай кофе пить… − Лора зябко передернула плечами.
− Так ты так и шла? Босиком, в ночнухе?
− Ну… − степенно ответила Лора и хитро осклабилась. − А чего? − беспечно, по-обезьяньи развела руками. − Здесь знаешь, сколько сумасшедших? Главное, иди своей дорогой и никого не трогай.
− Что здесь дурдом, это точно, − поскреб Юра затылок. − Да! − припомнил он. − Ридикюль твой свистнули, представляешь? А там же деньги…
− Ага, хрен кто угадал! Я их сразу в трусы в туалете запрятала, мало ли что… − И Лора покровительственно рассмеялась. Затем с болезненным вздохом потрогала повязку на голове. − Надо же, как все получилась… − промолвила сокрушенно. − А этот грузин очень волновался, я помню…
− Конечно, бабки отдал, а тебе − каюк, разволнуешься! − подтвердил Жуков.
− Ему уже горевать поздно, поезд ушел, − загадочно сообщила Лора.
− Ты мне когда мои бабки вернешь?! − с напором вопросил Юра. − Три тысячи получила? Давай сюда!
− Это на адвоката… − вполне серьезно объяснила Лариса. − Это неприкосновенно.
− Какой еще адвокат! − Жуков подпрыгнул на матраце. − Мне-то ты чего втираешь!
− В данном случае дело ведет адвокат, − мерно и убежденно произнесла супруга. − С Вахтангом я шутить не буду. Сам знаешь… − Тон ее приобрел доверительный оттенок. − Грузинская мафия, сплошные воры в законе…
− Он же прокурор!
− Тем более.
− Вот ща влезу тебе в трусы… Там бабки, да?!
− Там сам знаешь, что, − равнодушно сообщила Лора. − Ну, влезай, влезай, коли охота…
− Уже заныкала! − с горьким укором молвил Жуков.
− А как ты думал? Я же не знаю, в каком ты состоянии после вчерашнего…
− Вот ща врежу тебе, и тогда посмотрим на состояние…
− И пойдешь в полицию, − холодно сообщила Лора. − А потом − в Москву! − Добавила с угрозой: − Хочешь? Прямо сейчас устрою…
− Даю два дня, − сказал Жуков устало. − Океан рядом… − Многозначительно кивнул на окно, за которым занимался солнечно-голубой рассвет. − Думай. − И принялся одеваться, пропуская мимо ушей ядовитые реплики, сопровождающие его заявление.
Закрывая входную дверь, он, вытянув шею, заглянул в глубь спальни: Лора уже спала, натянув на себя пухлое одеяло. Виднелся только больничный тюрбан и длинный нос, чутко водящий ноздрями.
Юра сплюнул и, горя безысходным чувством мести, отправился на привычную каторгу.
ГЕНРИ УИТНИ
Большой Босс − удивительное существо. Удивительное, прежде всего тем, что, не представляя собой ничего особенного, вызывает у всех безоговорочное почтение и даже искреннюю сердечную приязнь − хотя − с чего бы? Я знаю его больше десятка лет, и к стойким его качествам отношу двуличие, беспримерный цинизм и ледяной расчет, хотя кто из нашего круга лишен подобных достоинств? Но что не отнять от Большого Босса − его обаяние, несомненную эрудицию и умение завораживать своими доводами и глобальными прогнозами, которые на моей памяти сбывались, впрочем, достаточно редко. Перед тем как уйти в сенат, а затем в правительство, он, как и я, какое-то время трудился в ЦРУ, где заслужил репутацию блестящего аналитика, и сам всякий раз это подчеркивает, однако лично я к подобному утверждению отношусь с немалым сомнением. Но сомнение придерживаю при себе, позволяя в отношении босса определения исключительно превосходной степени, как все из нашего окружения. Что странно − я ни разу не заметил фальши в его сторонних характеристиках, и это меня озадачивает: то ли я единственный заблуждаюсь относительно достоинств шефа, то ли единственный не поддаюсь гипнозу, то ли члены нашего кружка, то бишь Совета, осторожничают в боязни ляпнуть крамолу, а то ли и в самом деле уверились в его непогрешимости.
