Так продолжалось в течение месяца.
«Очень помогла флотская закалка!» – признавался мне Василий впоследствии.
Он уже привычно отбивался от ночных хулиганов и грабителей в подземке, смело забредал в опасные для смиренного обывателя районы, и даже на какое-то время примкнул к банде рокеров из верхнего Манхэттена, грабя магазины, случайных прохожих и бензоколонки. У рокеров он выучился виртуозному криминальному жаргону.
Тяга к мирным профессиям все же возобладала, и, покинув общество плохих мальчиков, Василий устроился-таки на работу продавцом в один из мясных магазинов китайского квартала, снял комнатенку в Бруклине, а через неделю хозяин магазина сделал ему предложение, сказав, что может устроить его на аналогичную должность в аналогичную торговую точку к своему брату, чей бизнес располагался в двух шагах от обретенного Васей жилья.
– Где же это? – спросил Василий начальника.
– На Брайтон-Бич, – ответил китаец.
– Как?!
Да, это был единственный, кроме, пожалуй, ликерного, магазин на Брайтоне, принадлежавший представителям самой многочисленной нации планеты. И только в этот магазин не заглянул Вася в поисках работы, ибо отчего-то постеснялся узкоглазого, очень иностранного и потому даже загадочного персонала, занятого виртуозными манипуляциями по разделке рыбных и мясных туш.
Проработав у китайцев с полгода, приобретя подержанный автомобиль и модные ковбойские сапоги, Вася, познакомившись со странствующей ослепительной блондинкой, подался с ней в Майами, где занялся, вспомнив наконец о своем художественном даровании, самостоятельным бизнесом, а именно – производством фальшивых американских двадцаток.
Двадцатки получались откровенно неважного качества и разменивались либо в полумраке ночных такси, либо в барах. Значительную роль в бизнесе играла длинноногая блондинка, выходившая на работу в юбке, едва прикрывающей трусики, чем здорово отвлекала служащих сервиса при расчетах с клиентом.
Порой двадцатки с возмущением отвергали, и тогда Вася, извиняясь и ахая, врал, что ему всучили такую, мол, сдачу при покупке бриллиантового колье для жены…
До полиции не доходило, ограничивались советом внимательнее рассматривать деньги. Встречались и любители долгих лекций на тему, каким именно образом их рассматривать, и Вася, мрачно кивая, попав на выпивку или же на проезд, выслушивал нудных знатоков, глядя с тоской на вхолостую проносящиеся мимо таксомоторы.
След Васи, на какое-то время затерявшись в американских тропиках, неожиданно обнаружился в Берлине, откуда он позвонил мне в Москву, сказав, что в настоящий момент провожает Советскую армию, занимаясь ее продовольственным снабжением, и приглашал в гости, дав номер своего телефона.
И вот, с опозданием в три года, я в гости наведался, не очень-то, впрочем, надеясь застигнуть на немецкой земле неутомимого путешественника.
Набрал, зайдя в телефон-автомат, уже затершийся на странице записной книжки номер.
Неприязненный женский голос, в котором угадывались характерные интонации покинутой любовницы, сообщил, что «Васья» здесь больше не проживает и новый его номер телефона такой-то.
– Где это? – спросил я, записывая длинный ряд цифр.
– Это Тенерифе, – ответила собеседница и брякнула трубку.
Канарские острова?
Мне оставалось только растерянно усмехнуться, усматривая в этаком совпаденьице определенного рода символичность…
– Вася?
– Игорек?! Ты откуда?
– Из Берлина.
– Чего там делать, в Берлине-то? Армия же ушла…
– Я проездом. На Канары.
– Ты гонишь!
– Точно. Адрес дашь?
– А нету, бомжуем пока…
– А что у тебя за номер телефона какой-то чудной? Банковский код просто…
– Сотовый. Здесь это дешевле стационарного. Ну, появишься на островах, звони.
Я повесил трубку на рычаг, не очень-то представляя себе бомжа с телефоном сотовой связи – в российской, по крайней мере, действительности, – и отправился к компаньонам, поджидавшим заказанные поросячьи ножки с гарниром из кислой капусты в ресторанчике напротив.
Ночь провели в западной части города, в дешевом отеле «Транзит» казарменного типа, в номере с десятью спальными местами. Отель, вероятно, был ориентирован на определенную категорию туристов, к которой относилась и наша компания.
На следующий день, промчавшись автобанами Германии с их желтыми и синими табло указателей, с полосатыми красно-белыми сачками, определяющими направление ветра, мы въехали в маету плотных парижских пробок.
Величайшая из столиц европейской культуры Вове решительно не понравилась. То есть поначалу он восторгался архитектурными видами и многообразием стоявших на углах шлюх, но когда, выпив на Елисейских Полях кружку пива, узнал, что цена напитка – семь долларов, а с конвертацией во франк и того дороже, сказал, что из этой обманной страны надо срочно линять.
– Недаром русских к французам всегда тянуло! – изрек он, по-своему истолковав культурно-историческую традицию.
Пребывая в большом огорчении и досаде от здешних цен, Вова даже не удосужился подняться на ржавую и ощутимо качающуюся Эйфелеву вышку, с презрением обозвав нас фраерами, которых «разводят» за посещение какой-то каланчи.
Пересекая условные границы Содружества и климатические зоны, мы вскоре катили по теплой земле Испании, где уже вовсю хозяйничала весна.
А потом была белоснежная громада парома, тронувшаяся в океан в сопровождении дельфиньих стай и летучих рыб, стрекозино снующих над волнами, и, миновав череду залов с их кафе, ресторанчиками, зеркальными стенами, я вышел на палубу, различая скользкий черный блеск китового плавника в океанской ряби и неизвестную змееподобную рыбину, испуганно шарахнувшуюся от борта.
Я уже ни о чем не жалел, глядя в дыбившийся океан и глотая осекающий дыхание тугой морской воздух. Ни о чем. Чтобы меня ни ждало впереди.
Плеск волн уносил время, которого всегда так не хватает человеку, расстилающаяся водная ширь казалась бесконечной, но все кончается, и вот прорезались на горизонте неясными тенями плавные изгибы однообразных далеких сопок…
Тенерифе. Остров…
Но уже через час пребывания на нем я не мог отделаться от ощущения, будто нахожусь на материке. Скоростные дороги, многочисленные городки, бесконечные террасы отелей на побережье…
Мы не считали нужным куда-либо торопиться, с удовольствием путешествуя: навестив дождливый север острова, покатили на неизменно солнечный юг, оттуда поднялись в сосновые горные чащобы с грибами и, соответственно, грибниками; съездили к бирюзово-розовым склонам вулкана Тейде, поглазели на пашни лавы, чувствуя себя муравьями среди громоздящихся друг на друга многотонных комьев оплавленного камня, вывороченного из вспоротой тверди неведомым гигантским плугом.
