– Слава богу, прижизненного.
– И ничего вы не докажете!
– Нет ещё такого факта, который нельзя было бы доказать, коль скоро он очевиден. Зачем вам, Лизанька, такое количество крема для депиляции, как будто вы снежный человек, а не молодая красивая девушка, к тому же прибегающая к фотодепиляции. С деталями Александр Иванович отлично разберётся. У нас же – просто почти семейные посиделки в милом гостевом доме. И даже Светлана Павловна мило сопит, принявши виски со снотворным. На осколках стакана ваши отпечатки. И прибравшая их Фёдоровна уже отправила их в лабораторию. Единственное, что действительно трудно было бы доказать, – это то, что вы зарезали Василия Павловича. Вот просто так взяли и воткнули нож в глубоко спящего человека, вынули у него из-под подушки деньги для отвода глаз, нож быстренько отнесли на кухню, предварительно протерев. Вам даже казалось забавным, что Фёдоровна работает ножом, которым был зарезан небезразличный ей человек.
– Ха! Только эта дура не замечала, что у Фёдоровны с Васькой роман! – расхохоталась Лизанька.
– Это не было романом, это было дружбой, – сказал Северный. – А вот у одного седого боевого капитана действительно роман. С дамой, проживающей в крохотном двухэтажном домике напротив. Жене он сказал, что ночь проведёт в море, а сам отправился к подруге. И что же он увидел? Он увидел, как невестка Маргариты Павловны стала исправляться в лучшую сторону и, похоже, даже застилает за собой постель! Хотя, признаться честно, пальцем о палец не ударит. Для чего же «казашка» и горничные? Тому, что Лизанька заночевала в гостиной в квартире Маргариты Павловны, он не удивился. А вот то, что склонилась над диванчиком в гостиной, не иначе как застилая кровать, – так этим он очень был поражён. Человек видит другого человека через окно, и то не в полный рост, а по пояс – такова особенность видимости снизу вверх. И какие мысли возникают у доброго человека, пусть даже и слегка изменяющего жене? Никак не о том, что молодая девушка, пусть даже несколько избалованная, убивает собственного свёкра. О нет, она просто застилает постель. Ровно в то самое время, как мой бестолковый друг Сеня нежится в джакузи. Всё это видит моряк, одновременно фиксируя, который час.
Что касается Петра Павловича, потащившегося к тому самому седому боевому капитану принять вина на набережную за упокой души Василия Николаевича, – так он его ждал. И улочку с лестницей очень хорошо просматривал. И «Скорую» вызвал. «Скорая» – ментов, менты – меня. «С лестницы так не падают!» – голосил моряк врачам «Скорой» и ментам. Но кто же слушает хмельного пожилого человека? Я два часа ползал на карачках с фонариком и лупой. Потому что есть у старых военных одно важное качество, роднящее их с ментами и врачами, – наблюдательность. Хотя они не всегда могут точно сформулировать, особенно находясь под газом. «С лестницы так не падают!» Пётр Павлович не упал с лестницы. Он с неё скатился. И кто-то очень постарался сымитировать удары височными областями о ступеньки. Но лестничные ступеньки не замахиваются. А рука, Лизанька, она – рычаг. И сила нанесённого удара. «Он, Сева, не упал с лестницы. Не споткнулся. Он скатился». И кстати, Лизанька, это не ваше? – Всеволод Алексеевич достал из кармана брюк пластиковый пакетик, в котором лежал волос, очень похожий на Лизанькин. Один генетический анализ и…
– И что? Мало ли я по этой лестнице ходила! Или у вас датированный волос?!
– И правда. – Северный выглядел чуть смущённым. – Может быть, тогда это тебе подойдёт, Александр Иванович? – Всеволод Алексеевич вынул из того же кармана следующий пакетик, в котором лежала крохотная золотая клипса. – У вас, Лизанька, застёжка разболталась.
– Мало ли когда я могла её потерять!
– Действительно. Странно только, что зажата эта клипса была у покойного в кулаке. Наверное, нашёл и нёс вам. И вот ещё тут кусок известняка, валявшийся в кустах, который, видимо, и накинулся на… Впрочем, криминалисты разберутся.
Шекерханов принял протянутые ему Северным пакетики, гневно глянув на стоящего в дверях банкетного зала лейтенанта из следственной группы.
– Она… и моего Сашку… Она его утопила?.. Что с моим сыном?
– Ваш сын, Алексей Васильевич, действительно отправился ловить рыбу, удивляясь, что Лиза ничего не имеет против. Обыкновенно ей доставляло удовольствие запрещать ему что бы то ни было. Но он был перехвачен мною и отправлен на Ай-Петри в компании моего друга Семёна Петровича Соколова и его детей. Благо спрятать в багажнике джипа под двумя палатками и прочим туристическим скарбом десятилетнего мальца не представляет особой сложности. Так что не волнуйтесь; он жив, здоров и под присмотром взрослого человека. И извините, что вам пришлось изрядно поволноваться. Мне необходимо было увидеть, как ваша супруга отреагирует на пропавшего, но не обнаруженного в виде – извините – трупа ещё одного кровного родственника. Ваша мать была в курсе, и мы приняли совместное решение не ставить вас в известность, поскольку уж слишком сильно вы были привязаны к своей жене.
Алексей Васильевич уронил на руки седеющую голову и зарыдал.
– Тряпка! – зло бросила ему молодая жена. – Двести миллионов! Таким идиотам – двести миллионов! – обессилено прошептала она в потолок. – Двести. Миллионов. Долларов. – Чётко и раздельно произнесла Лизанька.
– Кстати, дорогая Елизавета Николаевна, зря вы пытались сегодня отравить Маргариту Павловну. Дело в том, что она написала завещание. По завещанию госпожи Фирсановой единственным её наследником являюсь… я.
– Что?! – выкрикнула Лизанька.
– Что?! – оторвался от рыданий Алексей Васильевич.
И даже Светлана Павловна всхрапнула как-то особенно громко и похоже на «что?!».
И Алёна Дмитриевна кинула на Всеволода Алексеевича очень удивлённый взгляд.
– И у меня даже есть беспородный пёс. Запишу его в паспорте Кубиком – и все условия соблюдены.
Шекерханов кивнул лейтенанту.
– Северный, ты с ума сошёл? – только и выдохнула Алёна Дмитриевна, когда Лизаньку увели.
– Ничуть. Так хотела Маргарита Павловна. Но уже на днях Маргарита Павловна его перепишет.
– Мне кажется, будет лучше, если всё пока останется так, как есть, – сказала хозяйка гостевого дома.
– Маргарита Павловна, я вам совершенно чужой человек. К тому же я страшно не люблю груза ответственности. На мне и так моя маменька, вот это нервное существо, – поцеловал он Алёну Дмитриевну, – и ещё один донельзя наглый кривоногий пёс, который уже, я уверен, поработил вашу тёзку. Думать ещё и о том, что где-то в сейфе лежат двести миллионов долларов… Хотите совет, Маргарита Павловна? Тратьте эти деньги на себя, при жизни. Открывайте собачьи приюты, исколесите обе Америки – Северную и Южную – вдоль, поперёк и наискосок, купите себе яхту, поселитесь в Европе…
– Нет, моя жизнь здесь. Я люблю Балаклаву, я обожаю Крым, и я… действительно могу открыть собачий приют с такими деньгами!
– И не один! – рассмеялся Северный.
