– Тиша! Тиша! – Голос из другого мира. Кто-то тормошит за плечо. Я оборачиваюсь. Женя! Она рядом. Ее пальцы на моем плече. Светятся окна проснувшегося подъезда. Кто-то кричит:
– Хулиганье! Сейчас вызову милицию!
В глазах девушки нешуточная обеспокоенность. Она спрашивает:
– Что с тобой, Тиша?
Я смотрю на землю. Круг растерзанной вмятой травы среди ровного газона. На правой руке болят грязные костяшки пальцев.
– Ничего, все в порядке. – Я встаю и оглядываюсь.
Врага нет. Он ускользнул. Нож валяется рядом с машиной. Юрий Борисович рассматривает порванную полу пиджака, удивленный взгляд упирается в меня:
– Ты?
– Что здесь произошло? – недоуменно спрашивает Женя. – Я слышала крик.
– Все хорошо, котенок. Все хорошо. – Калинин вновь собран и подтянут. Присутствие Евгении явно омолодило его.
Женя в плотно облегающих джинсах и обтягивающей блузке с многочисленными пуговками. Это меня обрадовало. Значит, у них сегодня ничего не было! Она не могла так быстро одеться и застегнуть столько пуговиц! Я широко улыбался и глупо пялился на растерянную девушку.
– Кто на кого напал? Кто кричал? – Женя переводила тревожный взгляд с одного на другого.
Я придвинулся к Юрию Борисовичу, стараясь загородить его порванный пиджак.
– Евгения, иди домой, – распорядился Калинин. До него уже дошел смысл произошедшего.
– Откуда ты здесь? – Женя вопросительно посмотрела на меня.
– Гулял. – Я неопределенно качнул рукой. Мне было очень хорошо.
Женя недоверчиво поморщилась, подошла к Калинину:
– А что у тебя с пиджаком?
– Не обращай внимания, о дверцу зацепил. – Он взял девушку под локоть, понизил голос: – Ну все, котенок, все. Ничего страшного не произошло. Я оступился, Тихон вскрикнул. А встречу я ему сам здесь назначил, нам поговорить надо. Ведь так?
Он вопросительно смотрел на меня. Я кивнул.
– Вот видишь. Возвращайся домой, котенок. А мы поедем, а то соседи любопытствуют. Ни к чему мне сейчас лишний шум.
Он оставил Женю около подъезда и вернулся ко мне:
– Быстро в машину, молодой человек.
– Зачем?
– А вам хочется вновь встретиться с милицией?
– Нет. С меня достаточно.
– Ну так поторопитесь! Кто-нибудь наверняка вызвал наряд.
– Юра! Тиша! – громко позвала Женя. Мы дружно обернулись. Она растерянно улыбнулась: – Вы только не ссорьтесь. Пожалуйста.
Последние слова прозвучали с наивной мягкостью. Мы переглянулись. Смущенные взгляды очертили равнобедренный треугольник – в вершине девушка, в основании двое мужчин.
– Пора, – неловко дернулся Калинин и сел за руль.
Вжикнул стартер, мягко заработал двигатель автомобиля. Я быстро влез на заднее сиденье. Лишний раз общаться с правоохранительными органами в мои планы не входило.
– А нож? – испуганно крикнула Женя. – Откуда тут нож?
– Потерял кто-то, не обращай внимания, – успокоил Калинин, трогаясь с места.
Женя провожала нас растерянным взглядом. Мы выехали со двора. Из угловой квартиры все также надрывно хрипел Высоцкий.
– Умер Володя, – произнес Калинин.
– Какой? – не понял я.
– Высоцкий.
– Не может быть! Откуда вы знаете? – По спине пробежали неприятные мурашки. Артист мне нравился.
– Друг из Москвы звонил.
– Может, глупый слух? Так уже было.
– «Словно мухи тут и там ходят слухи по домам…» —
Калинин процитировал песню Высоцкого, тяжело вздохнул: – Нет. На этот раз все точно. Точнее не бывает.
– А вы его разве слушали?
– Его все слушают.
– То народ, а вы… партийный начальник.
– Вот, значит, как про нас думают, – усмехнулся Калинин.
Правая рука сунулась в бардачок, загремели пластмассовые коробочки. Юрий Борисович, не глядя, выудил кассету и уверенно пихнул ее в магнитолу.
Сразу с четырех сторон на меня обрушился азартный голос Владимира Высоцкого: «Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников, матерых и щенков…» Калинин приглушил звук:
– Вот так-то, брат, сегодня ты жив, а завтра…
Он неожиданно свернул с дороги, резко затормозил. «Волга» въехала в темный сквер за металлической оградой и остановилась под широкой кроной раскидистого дерева.
– Куришь? – Калинин протягивал мне открытую пачку сигарет.
– Нет.
– И правильно.
Щелкнула зажигалка, пламя втянулось в кончик сигареты, замерцало раскаленными крупинками табака.
– Тебя все-таки выпустили. С чего бы это?
– Хуже, когда невинного человека держат в тюрьме.
– Невинного? О чем только думают в прокуратуре? – Калинин выдыхал сигаретный дым в приоткрытое окно. – Ну да ладно! Ты зачем меня спас?
– Не знаю. – Я сидел сзади и видел только кучерявую седую макушку городского руководителя.
– Мы ведь вроде как соперники?
– Может быть.
– Так зачем же ты меня спасал? Да еще рисковал жизнью!
– Сдуру Сейчас, наверное, не стал бы.
– Вот как? Спасибо за честность.
Мы помолчали. Из магнитолы уставший Высоцкий что-то объяснял зрителям. Концертная запись была некачественной, какая-нибудь десятая копия.
– Ты разглядел его? – Калинин докурил и аккуратно примял окурок в пепельнице.
– Нападавшего?.. Разглядел.
– Ну? – Он даже обернулся от нетерпения.
– Это грузин. Лет тридцати, коренастый, плотный. Зовут его Реваз. Раньше носил усы, сейчас сбрил. Где-то рядом, возможно, подстраховывал второй – Кита. Если бы Реваз не извернулся, Кита наверняка напал бы, чтобы освободить подельника.
Брови Калинина поползли вверх:
– Откуда такие сведения?
– Сталкивался раньше. Это они пытались угнать «Волгу» Глебовой.
– Я так и подумал! – Калинин хлопнул ладонью по ноге. – Заказчика уже нет в живых, а заказ остается в силе. Ишь, как у них заведено!
– Какого заказчика?
– Петра Кирилловича Ногатина. Кого же еще?
– Это все из-за автомобилей?
– Из-за них, проклятых. Почитал папочку? Кстати, ты куда ее определил?
– Не скажу.
– Ну ладно. Хозяин – барин.
– А почему вы думаете, что напали по заказу Ногатина?
