— Смерть! Смерть! — завывали жандармы.
Винтовочный огонь грохотал, не ослабевая ни на миг, придавая еще недавно запуганным неуверенным в себе людям сил, наглядно доказывая им, что здесь и сейчас они сильнее своих врагов, что они могут побеждать, делая их практически бессмертными. И они свято верили в это… Вот только даже искренняя вера не спасает от пуль.
Первая пулеметная очередь, прогремевшая из темноты густых зарослей, прошла поверху, обрушив на увлекшихся стрельбой жандармов целый ворох листвы, мелких веток, кусков лиан и срубленных верхушек деревьев. Пока пулеметчик правительственных войск еще только пристреливался, просто нащупывал в зеленом море тропического леса огневые точки жандармов, примеривался к ним. Но вскоре он начнет бить прицельно, экономно отсекая очереди по десятку патронов, вбивая в землю любое сопротивление, не давая поднять головы, не позволяя стрелять… Пулемет, очень серьезное оружие в лесном бою, даже толстые стволы деревьев не могут дать надежного укрытия от его мощных, достающих противника везде, пуль. А под прикрытием его огня, вперед, приготовив гранаты, рванутся штурмовые группы, подойдя вплотную к позициям засадников, они гранатами пробьют себе дорогу, вклиняться в образовавшуюся брешь, схватятся с жандармами в коротком и заведомо проигрышном для них рукопашном бою. А потом можно будет спокойно собирать трофеи: резать уши и носы, отрубать кисти рук… Уж слишком мало бойцов стоит в заслоне, не сдержать им наступательного порыва правительственных войск, ни за что не сдержать… И хуже всего, что сами конголезцы это прекрасно знают, наверняка, по звуку огня уже успели определить приблизительное количество противостоящих им стрелков.
Следовало немедленно отходить, пока такая возможность еще была, пока ошарашенные неожиданным огневым налетом солдаты еще только приходят в себя, пока они не осознали до конца, что им противостоит всего лишь горстка жандармов… Серж поднес к губам свисток, две резкие трели пронзили воздух, он еще успел увидеть как зашевелились лианы и ветви кустарников, услышать топот тяжелых ботинок жандармов. Лишь где-то справа, невидимый в густых зарослях боец, увлекшись стрельбой, продолжал рубить зеленую стену джунглей бестолковыми длинными очередями. Серж осторожно приподнялся на получетвереньках, высунувшись по пояс из давшей ему приют вымоины, аккуратно выглянув из-за толстого корня, огляделся вокруг, выбирая наиболее безопасный маршрут для отхода. Тут его взгляд неожиданно натолкнулся на в каких-нибудь двух десятках метров от него, ворочавшегося Штайнера. В горячке боя Серж совершенно забыл о раненом капитане, брошенном жандармами и теперь даже удивился когда увидел, как тот поминутно замирая и морщась от боли старается приготовиться к последнему бою: вынимает из подсумков и раскладывает рядом на траве гранаты, меняет магазин в винтовке… Судя по всему старый эсэсовец собирался дорого продать свою жизнь, достойно приняв смерть в бою с превосходящим его противником, захватив с собой пару-тройку врагов. На груди все сильнее плыло вширь темное кровяное пятно, лицо немца стало ненормального синюшно-бледного цвета, а руки двигались неуверенно, будто преодолевая чудовищное сопротивление. Рана явно была тяжелой и отбирала все силы капитана, до сих пор не потерявшего сознание лишь благодаря железной воле. Серж удивленно покачал головой, наблюдая за приготовлениями старого вояки и вдруг даже раньше, чем сам успел толком сообразить, что же собирается делать, одним змеино-гибким движением скользнул между корнями, покидая укрытие в вымоине. В следующую секунду он уже стремглав летел вниз по склону, время от времени закладывая на бегу хитрые зигзаги, с помощью которых надеялся сбить прицел вражеским снайперам. Пули и вправду вскоре засвистели вокруг рассерженными шершнями, с хрустом срубая ветки, сочно чмакая в древесные стволы. Однако стрелки конголезцев безнадежно опоздали, слишком неожиданным оказалось для них появление несущегося в полный рост европейца, да и бежать было не слишком далеко. Вскоре Серж с разбегу рухнул в траву, перекатился в сторону и оказался у самых ног привалившегося спиной к пальмовому стволу капитана. Тот пристально смотрел на него налитыми кровью глазами, губы беззвучно шевелились, силясь что-то произнести.
— Здорово, правда! — нарочито бодро выкрикнул Серж. — Круче, чем в Диснейленде!
— Какого хрена, русский? — сипло прокаркал Штайнер, облизнув высохшие растресканные губы.
В тяжело вздымавшейся груди немца что-то шипело и булькало, а когда он попытался податься всем телом навстречу Сержу прямо из черного схваченного подсохшей сукровицей отверстия в середине грудины, плеснул фонтанчик темной густо-вишневой крови.
— Ого, какой хороший у вас гемоглобин! — продолжал балагурить Серж, резкими точными движениями ножа вспарывая тигровый комбинезон вокруг раны, обнажая обильно поросшую рыжим волосом грудь капитана. — Кровь прямо черная! Как вам только удается? Небось, красное вино постоянно пьете?
От его неосторожного движения немец в голос вскрикнул и страдальчески закатил глаза, лоб его покрылся крупными каплями пота.
— Больно, конечно, больно, — успокаивающе забормотал Серж. — Но надо терпеть, надо терпеть… Нужно осмотреть и перевязать вашу рану…
Штайнер ничего не ответил, лишь сильнее закусил зубами губу, так что по небритому подбородку поползла капля крови, он не кричал и не вздрагивал, порой Сержу казалось, что он выковыривает обгоревшие куски ткани не из раны живого человека, а из учебного манекена, предназначенного для студентов-медиков. Лишь по сузившимся в две черные точки зрачкам, да градом катившемуся по лицу поту можно было судить о том, какие нечеловеческие страдания испытывает сейчас немец.
Рана ему не понравилась. Судя по всему, было задето легкое, воздух при каждом вдохе и выдохе раненного со свистом вылетал из черной с покрасневшими вспухшими краями дыры, пузыря вяло сочившуюся кровь. В первую очередь следовало как-то закрыть рану, прекратив эту ненужную вентиляцию. Вырвав из нагрудного кармана медицинский пакет, Серж зубами разорвал прорезиненную упаковку и, вывернув ее внутренней стерильной стороной вверх, наложил на рану, теперь доступ воздуха в грудную полость был перекрыт и лейтенант, облегченно вздохнув, принялся сноровисто приматывать серый лоскут упаковки бинтами.
— Ну вот и все, — проворчал он себе под нос накрепко затянув последний узел.
— Что дальше, русский? Попрешь меня на себе?
Серж лишь согласно кивнул, прикидывая как бы поудобнее ухватить грузное тело капитана, чтобы не потревожить рану и иметь хотя бы одну свободную руку для винтовки.
— Дурак! Вдвоем не уйдем! Спасибо за помощь, а теперь беги отсюда, я прикрою, — прохрипел немец, делая попытку дотянуться до своей винтовки.
Серж отрицательно мотнул головой и, ухватив Штайнера за плечо, принялся пристраивать его себе на закорки.
— Уходи, идиот! Все равно меня не вытащишь. Уходи! Это приказ, лейтенант!
— Заткнись и не мешай! — оборвал его Серж, кряхтя от натуги взвалив немца на спину.
Пошатываясь, он сделал первый пробный шаг, потом еще один, девяностокилограммовая туша немца давила на плечи, ноги его постоянно съезжали.
