— Держись крепче, фриц! Будем играть в лошадки!
— Я не Фриц, — удивленно выговорил Штайнер, вцепляясь ему в плечи.
— Фриц, не фриц, один хер, — натужно просипел Серж, пытаясь перейти на бег.
Ничего путного из этого конечно не вышло, слишком тяжел, оказался немец, Серж еле-еле ковылял под таким грузом, но упорно не бросал свою ношу, шаг за шагом продвигаясь вперед. Шел он не обратно вдоль по руслу, а круто забирал в непролазный бурелом джунглей, справедливо полагая, что при таком темпе передвижения конголезцам ничего не будет стоить его нагнать, и единственный шанс спастись для них, это укрыться глубоко в лесу в стороне от места боя. Теперь выстрелы слышались все реже, а когда все же доносились, то звучали уже не сзади них, а где-то впереди и сбоку, похоже преследователи проскочили то место, где они покинули русло и теперь увлеченно добивают удравших вперед жандармов. Однако успокаиваться и поздравлять себя со спасением, было еще слишком рано, требовалось как можно дальше углубиться в лес, оставив между собой и преследователями хотя бы пару-тройку километров. Потом можно будет остановиться, передохнуть и решить, как же действовать дальше.
Молодой и выносливый организм Сержа продержался почти полтора часа, после лейтенант понял, что идти дальше без отдыха уже не в состоянии. Несколько раз он падал, и лишь неимоверными усилиями ему удавалось подняться. Штайнер наверняка испытывал жуткую боль, но, ни словом, ни жестом, ни разу не показал этого, лишь изодранные в кровь искусанные губы свидетельствовали о его муках. Наконец, в очередной раз, споткнувшись о вылезший из земли корень и с размаху сунувшись лицом прямо в нестерпимо воняющую гнилью жидкую грязь, Серж так и не смог подняться. Взвыв от бессильной злости, он сбросил с себя тело немца и тяжело перевалился на спину, хрипло и загнанно дыша, жадно хватая ртом влажный воздух.
— Оставь меня, русский, оставь меня здесь… Все равно ты меня не дотащишь… — чуть-чуть отдышавшись прохрипел Штайнер.
Серж молча мотнул головой, сил отвечать уже не было.
До наступления темноты они сумели пройти еще около двух километров и Серж, поняв, что им все же удалось оторваться от преследования, рискнул развести костер. Спрятанный в на скорую руку вырытой яме костерок весело зашипел, вскидывая к потемневшему небу искры, даря тепло и уют измученным людям. Осмотрев все свои карманы, Серж отыскал лишь два квадратных армейских сухаря, у капитана нашлась пачка галет.
— Да ужин сегодня не богат, но медики говорят это даже полезно, — балагурил Серж, чувствуя, как ноет от усталости все тело, понимая, что завтра любое движение будет вызывать невыносимую боль в перетруженных мышцах. Сможет ли он и дальше тащить на себе капитана?
— Оставил бы ты меня здесь, Снежок, — будто читая его мысли, выдохнул Штайнер. — Если уж тебе так хочется спасти мою шкуру, то можешь просто вернуться за мной из Кабванга, с носилками и доктором.
Серж отрицательно мотнул головой.
— Так будет даже лучше… — настаивал немец. — Ты только напрасно мучаешь меня, волоча на спине. Я спокойно дождусь тебя здесь. Тут всего каких-нибудь десять миль по прямой. Если выйдешь с утра налегке, то к ночи уже сможешь за мной вернуться. А будешь и дальше переть на себе эту жирную задницу, — он с кривой ухмылкой хлопнул себя по ляжке. — Так и за несколько дней не доберемся.
В словах старого немца был определенный резон, и Серж невольно с ним согласился, к тому же подсознательно он и сам понимал, что вряд ли даже чисто физически выдержит десятимильный переход по джунглям с капитанской тушей на закорках.
— Ладно, утром подумаем, — неопределенно кивнул он Штайнеру. — Может быть, так и сделаем.
Немец разом приободрился и принялся рассуждать о том, как вернее и короче будет добраться отсюда до города. За этим разговором они, сжевав сухари, и уснули, вымотанные до предела выпавшими на их долю за этот день испытаниями.
Ночью Серж проснулся от громкой брани на немецком языке. Штайнер метался в бреду, тускло мерцающие угли костра освещали его искаженное яростью, покрытое мелкими бисеринками пота лицо.
— Атака! — в полный голос ревел капитан. — Поднимайтесь трусливые свиньи, всыпем Иванам, чтобы помнили, с кем связались. А потом будем драть ихних Машек! Подъем, ублюдки! Вытряхните из штанов дерьмо и вперед! До Волги всего сотня метров! Вперед!
Он яростно скрежетал зубами, раздавая команды, кого-то нещадно матеря, пытался вскочить на ноги, но каждый раз лишь бессильно откидывался обратно на траву. Лоб Штайнера просто пылал жаром, повязка закрывавшая рану сбилась и из-под нее вновь начала сочиться сукровица. Не зная, чем помочь раненому, Серж наугад скормил ему несколько таблеток из аптечки, силой влил в глотку немного воды из фляги, стер с лица выступившую испарину. Больше ничего сделать он не мог. Лишь под утро немец забылся тяжелым сном, и то постоянно вздрагивал всем телом и жутко скрипел зубами. Теперь, о том, чтобы оставить его в джунглях одного дожидаться помощи не могло быть и речи, впавший в беспамятство капитан стал бы легкой добычей для любого хищного зверя, а мог и попасть в руки патрулей конголезцев или дикарей. Как ни тяжело было, но пришлось вновь тащить немца на своей многострадальной спине. Теперь это выходило гораздо хуже, так как выпавший из реальности Штайнер, совершенно не мог самостоятельно держаться, а порой даже порывался напасть на своего спасителя.
Серж шел, отупев от усталости, практически ничего вокруг не замечая, раскачиваясь из стороны в сторону будто пьяный, падал и снова поднимался.
— Чертов ублюдок, — хрипел он, взваливая на спину отяжелевшее горящее жаром тело. — Какого хрена ты до сих пор не умер?! Какого хрена я должен тебя тащить?! Сука! Сволочь! Долбанный фашист!
Немец не отвечал, лишь изредка тихо постанывал, беспомощно перекатывая в такт шагам упиравшуюся Сержу в плечо голову. На одном из привалов он все же пришел в себя, удивительно ясным взглядом посмотрел в лицо Сержу и четко произнес:
— Там, в кармане фляга. Достань.
Обессилено лежащий рядом Серж потянулся к набедренному карману капитана и, отстегнув закрывающий его клапан, извлек плоскую серебряную фляжку с выгравированным у самого горлышка германским орлом. Вокруг распростертых крыльев вилась надпись на немецком: "Обершарфюреру Штайнеру, самому храброму солдату нашего батальона, в день именин с наилучшими пожеланиями от штурмбанфюрера Кирхена".
— Дай мне глотнуть разок напоследок.
Серж молча протянул флягу немцу, и тот припал к горлышку долгим затяжным глотком. Шумно выдохнув, он отдал флягу обратно.
— Возьми ее себе, русский. Возьми на память о старом Зеппе, который отходил свое по этой земле. Возьми и уходи, оставь меня здесь. Дай спокойно умереть.
— Заткнись, без тебя тошно, — проворчал Серж, запихивая флягу в карман.
Немец хотел сказать что-то еще, но Серж демонстративно повернулся к нему спиной и тот умолк. А спустя несколько минут, когда отдышавшийся лейтенант с трудом поднялся на ноги, чтобы продолжать путь, в глазах Штайнера вновь плескалось безумие горячечного бреда. Тяжело вздохнув Серж взвалил его себе на спину и сделал шаг, потом еще один и еще… Еще несколько шагов из тех многих тысяч, что ему предстояло пройти.
