Чем дольше Ларри говорил, тем сильней прорезался грузинский акцент, так что к концу его речи Илье Игоревичу показалось, что Ларри намеренно утрирует, добиваясь известного только ему эффекта. Зелёные искорки в глазах мелькали все быстрее, и скрытые усами губы медленно выпускали наружу паутину слов.
— У вас было некое дело, — заметил Илья Игоревич, вклинившись в случайную или намеренно оставленную ему паузу.
— Да, — согласился Ларри. — Одно дело. Что вам успели рассказать в Москве?
— Я позвонил вашей девушке, мы договорились встретиться. Она сказала, что вам известно о местонахождении человека, обвиняемого в причастности к московским взрывам. Что он ни в чём не виноват и располагает убедительными сведениями о личности подлинных преступников.
— Хорошо.
— Я передал все Федору Фёдоровичу.
— Хорошо.
— Потом я встретился с ней второй раз и попросил организовать мой прилёт сюда.
— Хорошо. Мы решили, что вам будет лучше лететь рейсовым самолётом. А вы не обратили внимания, Илья Игоревич, вами в аэропорту или в самолёте никто не интересовался?
Илья Игоревич задумался. То, что он не заметил наблюдения, вовсе не свидетельствовало о его отсутствии. Скорее уж, о том, что организовано оно было на исключительно высоком уровне.
— Давайте будем исходить из того, что интересовались, — сказал он. — Так будет правильно.
В знак согласия Ларри склонил голову набок, отчего сразу стал похож на хитрую птицу марабу.
— Господина, на которого у нас есть материал, я буду называть Батя. Надо расшифровывать?
— Не надо.
— Хорошо. Тогда я расскажу вам историю. Жил-был один человек. Ничего хорошего о нём сказать не могу, а плохое — не буду, потому что его больше нет. Имел свой бизнес. Из-за этого бизнеса возникли у него кое-какие проблемы. Вот здесь, в папочке, лежит постановление о возбуждении уголовного дела, могу дать почитать. Когда ему постановление предъявили, он сразу всё понял и побежал сдаваться в Федеральную службу охраны. Прямо к самому Бате. Вас это не удивляет?
— Не удивляет, — осторожно ответил Илья Игоревич.
— Вот и хорошо. Приятно иметь дело с информированным человеком. Батя его отправил к своему подчинённому, господину Корецкому. Тот у него всю коммерцию курировал.
— Это тот Корецкий, который погиб?
— Да, — кивнул Ларри, и глаза его подёрнулись дымкой печали. — Ужасная история. Шёл человек по улице, а ему прямо на голову какая-то тяжесть свалилась. Чуть ли не целая статуя. Кошмар…
— Ну и?
— Ну и. А сперва Корецкий половину бизнеса раскаявшегося бизнесмена забрал под себя, но втёмную.
— Это как?
— Часть фирм перешла в управление другим людям, которых назвал Корецкий. Вот тут у меня документы из Регистрационной палаты лежат. А дальше — объективки на новых управляющих. Из этих объективок прекрасно, кстати, видно, почему господин Корецкий этим людям абсолютно доверял. А если кому ещё непонятно, то вот такая бумага есть. Постановление о закрытии ранее возбуждённого уголовного дела в связи — как тут написано? — в связи с изменением обстановки. Самое интересное в этом постановлении — дата. Она как раз и объясняет, что такое изменение обстановки. Сегодня, к примеру, управление сменилось, а назавтра и уголовного дела нет.
Илья Игоревич напрягся. Методичность, с которой Ларри выстраивал некую, не до конца ему понятную версию московской трагедии, настораживала. К оказанию дружеской услуги с такой тщательностью не готовятся. Так начинают войну.
Будто угадав его мысли, Ларри сказал:
— Это очень старые документы, Илья Игоревич. Мы их давно собирали. Дело в том, что в своё время мы потеряли двух наших товарищей. Одного, Петю Кирсанова, прямо на улице расстреляли. Второй, Виктор Сысоев, наш хороший друг, из окна выбросился. Федор Фёдорович в курсе дела, и сбором этих документов он же и занимался. Так вышло, что ко всему последующему бумаги эти имеют самое прямое отношение. Я могу продолжать?
Илья Игоревич кивнул. Упоминание Федора Фёдоровича его успокоило.
— Так вот. Когда бизнесмен… умер, его часть бизнеса осталась без присмотра. Родственники поставили на это дело случайного человека. Того самого, которого сейчас по всей России разыскивают. А чтобы он ненароком не полез куда не положено, выдали ему интересную бумажку. Там крестиками помечено, что у них осталось. А непомеченное — как управлялось людьми Корецкого, так и продолжает управляться. Интересно?
— Интересно.
— Дальше будет ещё интереснее. Микроавтобусы, которые все взорвали, как раз приобретались на фирму с крестиком. А вот деньги на покупку пришли от фирмы покойного Корецкого. Если бы эти деньги в мешке принесли, на этом бы история и закончилась. Но денежки, Илья Игоревич, прошли через банк. Копейка в копейку.
— У вас есть платёжка?
Ларри поморщился.
— Все платёжки, Илья Игоревич, изъяли на следующий же после взрывов день, при обыске. Сейчас и следов не найти. Но кое-что у нас есть. Мы успели банковские выписки получить.
— Понятно.
— А потом было так. После второго взрыва господин Гусейнов сообразил, что ему хана, и из телефона-автомата позвонил в милицию. Сказал, что ни в чём не виноват. Продиктовал номера остальных микроавтобусов — их ещё много было, фамилии водителей. Вот это, — Ларри положил на стол кассету, — запись его звонка. Получена нами из милиции, хотя, как вы понимаете, совершенно неофициально. Мы за этой записью специально самолёт в Москву посылали. Оставшиеся водители в ту же ночь были убиты в перестрелке, все до одного, про запись никто ни словом не обмолвился.
— Судя по всему, у вас ещё имеются, как вы говорите, экспонаты?
— Имеются. Сам этот человек. Живой и здоровый. Побеседовать не желаете?
Глава 27
Схемотехники
«Людям, решившимся действовать, обыкновенно бывают удачи; напротив, они редко даются людям, которые только и занимаются тем, что взвешивают и медлят».
Геродот
— Ты ему веришь? — спросил Платон.
— А ты?
Платон задумался. Беседу с Ильёй Игоревичем он отслеживал из соседней комнаты, через систему видеонаблюдения. Было решено, чтобы ему самому не светиться.
— Я никому не верю, — решительно сказал Платон. — В этой истории я не верю никому. Она слишком опасная. Я и Эф Эфу не верю.
— Подожди. Мы же договорились, что передаём информацию через Марию.
— Договорились. Но это другое. Совершенно другое. Я тебе не хотел говорить. Перед отъездом из Москвы я познакомился с одним человеком. Очень серьёзным. Не перед самым отъездом, а так, за месяц примерно. После того совещания у Валентиныча.
— Я человека знаю?
