Размышления разбились, как оброненный на кирпичный пол хрустальный бокал, когда Джейсон понял, что Грэм о чем-то его спрашивает.
— Профессор Каллиджини вам хоть как-то помог? Стало быть, можем ехать? Куда? В Байю? Нам понадобится специальное снаряжение?
Последний вопрос окончательно вернул Питерса в суровую реальность.
— Согласно последним данным геологоразведки, с газом там все о’кей. Однако же, дабы исключить даже малейший риск, я попросил Марию заказать парочку воздухосборников. Они будут ждать нас на месте.
— И что же это за «место»? — пожелал уточнить Эдриан.
— Неаполь. Мы можем быть там всего через несколько часов.
Они уже выходили из зала, когда Джейсон оглянулся на стул, на котором осталась лежать «Геральд трибьюн». Было что-то такое в этом собрании в Вашингтоне… что-то… Мысль еще не созрела, и торопить ее не стоило. Опыт подсказывал, что, дойдя до нужной кондиции, она сама упадет из подсознания.
Он лишь надеялся, что это случится не слишком поздно… для чего?
Глава 33
Тэйлор-стрит, 114
Квинс, Нью-Йорк
Тот же день
Рассович без труда растворился среди русских эмигрантов. Каждый вечер и по воскресеньям он посещал сложенное из бетонных блоков строение, которое начинало свою жизнь как небольшой продуктовый магазин, а теперь использовалось в качестве православной церкви. В нем и сейчас еще стоял легкий запах сгнивших фруктов. Он был человеком верующим, человеком, убежденным, что он пережил коммунистов, дабы служить Богу, восстанавливая на земле волю Всевышнего.
Он исполнял волю Божью, и он был призван сюда единомышленниками, чтобы убедиться, что другие ее тоже исполняют. Сейчас Бог был разгневан тем, как используется Земля, недоволен разграблением Его величайшего дара человечеству. Те времена, когда люди, в одиночку или собираясь в группы, мстили тем, кто осквернял Землю, остались в далеком прошлом.
И все же в конце концов Рассович нашел такую организацию. На это тоже была воля Божья.
Если и существовало нечто исконно русское, то это была любовь крестьянина к земле, результатами труда на которой веками пользовались государство, цари, а затем и коммунисты. Теперь — по крайней мере в теории — любой русский мог владеть несколькими гектарами. Подвох — а в России он есть всегда — заключался в том, что позволить себе приобрести их могли лишь состоятельные люди, те самые, что насиловали землю при помощи ядовитых удобрений, заражали реки химикатами и загрязняли даже воздух, которым всем приходилось дышать.
При мысли о такой несправедливости Рассович заскрежетал зубами.
Но русских это, похоже, не волновало. Да, некоторые старушки возделывали небольшие участки, но большинство населения не питало интереса к земле, которая еще с царских времен давала русскому народу средства к существованию. Молодежь предпочитала перебираться в поисках работы в город и в свободное время носила американские джинсы (Рассович даже не сомневался, что пошедшие на производство красители загрязнили какую-нибудь реку) и слушала тот визг, что назывался у них музыкой.
Сначала он беспокоился, что те из его соотечественников, которые отказались от старых обычаев, могут узнать его, возможно, доложить о нем властям, но затем понял, что никому нет до него дела. В Америке каждый занят только тем, что зарабатывает деньги и смотрит телевизор, до остального никому дела нет. В том числе и до загрязнения земли, воды или воздуха.
Скоро, очень скоро американцы поймут, что земля может нанести ответный удар и обязательно сделает это.
Глава 34
Виа Делла Датариа
Рим
Вторая половина того же дня
В отличие от большинства римлян, инспектор Санти Гвельмо не покинул рабочее место с часу до четырех, когда офисы, музеи, магазины и даже церкви закрывались, чтобы служащие могли насладиться долгим ланчем и, возможно, коротким тонизирующим сном. Свежий салат, съеденный им за столом во время беглого просмотра газетных передовиц, был всем отдыхом, который он себе позволил. Столь длинный общегородской перерыв дал ему время подумать: действующие на нервы телефоны умолкли, а подчиненные, которым лень самим искать ответы на интересующие их вопросы, наконец-то перестали ему досаждать.
Хотя обычно шеф выбирал дозволенное свободное время до последней минуты, сегодня был не тот случай.
Утром объявилась доктор Мария Бергенгетти. Ну не то чтобы объявилась. Позвонила коллеге по Бюро геологических исследований, запросив кое-какое оборудование: шесть баллонов со сжатым воздухом, три регулятора и рюкзака, а также спелеологическое снаряжение — защитные шлемы, стропы и тросы. Также ей был нужен один научный аппарат, функция которого была не совсем понятной, — вроде как он служил для обнаружения, исследования или измерения параметров газов.
Гвельмо уставился на список, словно приказывая тому выдать свой секрет. Вулканолог намеревалась обследовать кратер вулкана или глубокую пещеру. К несчастью, и тех, и других в Италии полным-полно. Раз уж в запрос не внесены огнезащитные костюмы, можно держать пари на что угодно, что женщина и ее спутники направлялись не к кальдере действующего вулкана. Иначе зачем бы ей понадобился источник пригодного для дыхания воздуха?
Если сейчас она действительно с этим американцем, Питерсом, какой интерес для него представляют пещеры, вулканы или газы? Не похоже, что в таких местах ему удастся подстрелить еще сколько-нибудь русских.
Не то чтобы Гвельмо питал к русским особую симпатию. После падения коммунизма их национальный имидж определялся такими беззаконием, коррупцией и насилием, каких не знавал и старый американский Запад. Несмотря на то что многие люди осуждали стереотипы, как построенные на предубеждении, инспектор полагал, что в их основе лежит наблюдение. И, по его наблюдениям, преступность в России была отнюдь не обнадеживающей для сил правопорядка.
Но Италия не собиралась позволять русским или кому бы то ни было — все равно, преступники они или нет — открывать на ее территории сезон охоты.
Он встал и подошел к окну, чтобы взглянуть вниз, на Квиринальскую площадь, на несколько часов оставшуюся в полном распоряжении президентского караула, статуй да местных воробьев, усердно искавших последние кусочки пиццы, оброненной утренней ордой туристов.
Пригодный для дыхания воздух в пещере? Вряд ли искали его. Остаются потухшие вулканы. Самым очевидным выглядит Везувий, убийца Помпей и Геркуланума, спящий с 1944 года. Считается ли он потухшим?
Гвельмо вернулся к столу и тяжело опустился на стул. Неважно. Бергенгетти попросила, чтобы оборудование доставили в старую обсерваторию «Везувий», построенную еще в девятнадцатом веке и служившую базой для записи данных, — собственно исследовательский центр давно переехал в Неаполь. Отличный выбор. Об этом здании знают лишь единицы, да и лаборантов там сейчас работает от силы парочка.
