Господи, зачем он меня туда ведёт?..
Я ожидал увидеть в пыточной нечто вроде дыбы или какое-нибудь хитрое кресло с ремнями для фиксации жертвы, однако тут всё было проще и прозаичнее.
К стене была прислонена деревянная дверь под углом сорок пять градусов, и на этой двери томился растянутый на верёвках голый человек.
Под дверью было мокро, с человека натекла основательная лужа пота и крови, и с первого взгляда было ясно, что он невыносимо страдает.
Всё его тело, покрытое кровоточащими порезами и рваными ранами, мелко дрожало и подёргивалось, как будто получало разряды электрического тока. Между тем в тот момент, когда мы вошли, к нему никто не притрагивался.
Человеку было слегка за тридцать, хотя могу и ошибаться, лицо его было искажено гримасой страдания, так что возраст точно определить не представлялось возможным. Очевидным было лишь то, что он в прекрасной физической форме: это, наверное, и имел в виду кто-то из патрульных, когда сказал, что пойманный диверсант — «натуральный кабан».
В пыточной (или помещении для допросов, это уж как вам больше нравится) стоял тяжёлый запах пота и крови, густо приправленный ароматом свежесваренного кофе.
За столом, на котором стояли два открытых ящика с «инструментарием», сидел ещё один невзрачный камрад, листал какой-то журнал и пил кофе. Он был непохож на первого: чуть-чуть полнее, шатен с карими глазами — но никаких особых примет тоже не имел, взгляду зацепиться было не за что.
В первый момент я даже растерялся.
Согласитесь, два Некто в одном помещении — это уже сложности для восприятия на грани неразрешимой проблемы.
Однако я быстро нашёл выход из положения и тотчас же окрестил его Палачом.
И как только я нашёл ему определение, мне стало дурно. Потому что я вдруг понял, что это не абстракция, не кино и вообще шутки кончились. Сейчас истерзанного человека снимут с двери, меня пристроят на его место, палач допьёт кофе и возьмёт вон те страшные щипцы с кривыми «усиками»…
И эта сложносоставная вонь из пота, крови и кофе…
Бббеее…
— В коридор, — скомандовал Некто, вовремя углядевший перемены в моём состоянии.
Я выскочил в коридор и с минуту оглашал своды утробным рыком.
О Боже…
Хреновый из тебя партизан-подпольщик, Саша. Тебе даже пальчик не прищемили, а просто в пыточную завели, и ты тут же поплыл. Не твоё это, ой не твоё, ты не создан для этого…
Вволю порычав (теперь комендантские будут меня ненавидеть — кому-то ведь придётся здесь убирать), я вновь вошёл в пыточную, не по своей воле, разумеется, а повинуясь кивку серого господина.
— Как ты думаешь, почему этот человек страдает? — спросил Некто.
— Он диверсант? — предположил я, старательно отводя взгляд от несчастного.
Меня по-прежнему мутило от вида его ран.
— Да, он диверсант… Но страдает не из-за этого.
— А из-за чего?
— Он врёт. Три часа подряд не может ответить на несколько простых вопросов. Ты всё понял?
— Да-да, я понял.
— И какой вывод?
— Нельзя врать.
— Верно, твой лимит вранья исчерпан. Как только ты соврёшь ещё раз, ты без разговоров займёшь его место. Это понятно?
— Да, я понял.
— Хорошо. Пошли в кабинет…
* * *
Выслушав рассказ о моих злоключениях, Некто перечитал пометки в своём блокноте, ещё раз просмотрел схему маршрута и ненадолго призадумался.
Я понял, что сейчас он решает, как поступить со мной.
И я замер, съёжился, потупил взгляд, желая казаться ненужным и неинтересным.
Зачем вам слабонервный клерк какой-то заштатной Службы по контролю за ВГО, без перспектив и связей? Гоните его прочь, пусть прозябает дальше в своём ничтожном мирке, подальше от вас, таких мудрых и могущественных, вершащих судьбы этого несчастного Города.
Потратив на размышления несколько секунд, Некто пожал плечами:
— Что-то я так и не увидел, как мы можем тебя использовать. Не подскажешь, чем ты можешь быть нам полезен?
— Ничем! — с трудом скрывая радость, заявил я. — Абсолютно ничем. Связь с группой давным-давно утрачена, я тут в блокаде, на общих правах, как и тысячи прочих граждан. Ценности никакой не представляю, меня даже на обмен никто не возьмёт. Так что извините, но я для вас совершенно бесполезен.
— Угу, — кивнул Некто. — Значит, мы с тобой закончили…
«Так что можешь выметаться, — мгновенно домыслил я конец фразы. — И постарайся больше не шататься с оружием в районе проведения поисковой операции, ибо это чревато разными неприятностями».
Да, это было бы вполне логичным завершением нашей беседы, иных вариантов я просто не видел.
— … Так что сейчас тебя отвезут в центральную комендатуру…
— Спасибо!
— …и повесят на площади перед мэрией.
Не понял…
Что он сказал?!
Мне послышалось, или эта бездушная машина Смерти таки разродилась плоской шуткой?
— Извините, плохо расслышал… Высказали…
— Повесят, — повторил Некто. — На площади перед мэрией.
Повторил спокойно, обыденно, даже с ленцой, как будто речь шла о чём-то совершенно ординарном. Типа, зайди на склад, возьми новые валенки.
— ???!!!
— Ты сотрудник секретного подразделения, — снизошел до пояснения Некто, верно интерпретировав моё внезапное онемение. — Прибыл в Город с тайной миссией, направленной против Режима. Ты пойман с оружием в руках в районе проведения операции. Ты по всем параметрам подпадаешь под определение «диверсант». Александр — ты диверсант. И тебя повесят. Есть что сказать на прощание?
«Я диверсант, значит, патруль получит три месячных пайка».
Господи, при чём тут паёк, что за идиотская мысль в такой ответственный момент?!
Я во все глаза смотрел на своего собеседника, пытаясь понять, шутит он или нет.
С таким же успехом можно было пытаться понять, будет ли танк давить велосипедиста, который едет перед ним по колее, или это они просто так путешествуют, каждый сам по себе, но в одном направлении и близко друг к другу.
Да нет, какие тут шутки: разве может шутить машина, обнаружившая дефект в системе, подлежащий немедленному устранению?
Это не сон, не сказка, похоже, меня действительно повесят!
— Явка, — хрипло пробормотал я.
Получилось натужно и вымученно, как будто под пытками выдал самую страшную тайну. Не нарочно так получилось, с перепугу, но в итоге вышло очень органично.
— Явка? — уточнил Некто. — В смысле дача Гордеева?
