По дороге к машине Бэнкс замедлил шаг, взглянул на фонтан, весело журчавший посреди сада, и покачал головой:
— Писающий мальчик… Как же можно так обоссаться в этой жизни, а, Фермер?
На следующей неделе Бэнкс шел рано утром по уже знакомым больничным коридорам, на ходу здороваясь с медсестрами и нянечками, и ему приветливо кивали в ответ. Он снова жил в Грэтли, но, хотя вернуться домой было хорошо, забыть о том, что там произошло, никак не получалось. Суперинтендант Жервез направила в коттедж команду уборщиков, поэтому никаких следов крови и беспорядка, о котором говорила Трейси, он не увидел — кроме нескольких покореженных музыкальных дисков, — но он знал, что Энни была ранена в оранжерее, и там ему было особенно неуютно, хотя прежде он очень любил эту комнату Возможно, со временем это пройдет. Если нет, придется переезжать. Потому что с такими ощущениями жить в доме невыносимо. Раньше дом казался ему светлым, радостным, однако после пожара, а теперь еще и нападения на Энни Бэнкс начал в этом сомневаться.
Энни сидела, подложив под спину подушки, трубок вокруг нее стало поменьше, и выглядела она гораздо лучше. Она небрежно перелистывала какой-то глянцевый журнал.
— Что это ты такое старье читаешь? — спросил Бэнкс, чмокнув ее в щеку и усаживаясь рядом с кроватью.
— Больше ничего здесь выпросить не удалось.
— Значит, у тебя сегодня удачный день.
Бэнкс открыл большую сумку и достал оттуда целую кипу женских журналов, которые, как ему помнилось, Энни раньше покупала, а кроме того последние романы Кейт Мосс
[6]
и Санты Монтефиоре.
— Этого тебе хватит на какое-то время.
— Как здорово! Спасибо. А то я уж начала опасаться, что помру здесь от скуки. Правда, немного неудобно читать, когда действует всего одна рука.
— А на случай, когда твоя рука устанет, — добавил Бэнкс, залезая в карман, — держи вот это.
— Но это же твой айпод.
— Я себе новый купил в Сан-Франциско. Этот практически полный. Там найдется что-нибудь на твой вкус, я закачал много музыкальной классики. А еще несколько книг, тоже классика — Джейн Остин, рассказы Чехова, Троллоп, Толстой, сестры Бронте, — ну и публицистика, история и мемуары. Теперь скучать не придется.
Он огляделся с комической опаской и затем извлек из сумки бутылку красного австралийского вина со словами:
— Я знаю, ты предпочитаешь белое, но подумал, что вряд ли тебя здесь снабдят льдом. И потом я видел, что красное ты тоже пьешь. Бутылка с завинчивающейся крышкой, что немаловажно. Ты не подумай, это не какая-то дешевка, винцо очень даже приличное.
— А я знаю, — сказала Энни. — Я уже его пила. Отличное вино. Поставь, пожалуйста, в тумбочку, пока никто не увидел. Уже представляю, как прикладываюсь к бутылке посреди ночи, одним глазом посматривая на дверь.
— Я маленький так читал по ночам книжки с фонариком и слушал «Радио Люксембург», они в основном рок гоняли. — Бэнкс снова полез в сумку. — И вот еще кое-что. — Он достал несколько упаковок с едой из местного магазина деликатесов. — Тут разные сорта сыра, овощные паштеты, консервированные креветки, галеты, инжир, оливки — все только высшего качества!
Энни засмеялась и прикрыла глаза ладонью. Бэнкс увидел, что у нее текут слезы.
— Ох, Алан, спасибо. Иди сюда.
Он наклонился к ней, и она обняла его здоровой рукой. Щека у нее была нежная, бархатистая, и он посетовал, что не успел с утра побриться, вдохнул — и почувствовал аромат ее волос, ощутил ее запах.
— Зачем столько всего, не надо было.
— Надо-надо. — Он немного отодвинулся, не выпуская ее руку. — Как тут кормят, ничего?
— Как в больнице. Да нет, в общем неплохо. Хотя для вегетарианцев есть известные сложности. Но Рей очень обо мне заботится, он просто золото.
— А где он?
— Ему пришлось уехать в Лондон. Там одна галерея готовит выставку его работ. Категорически не хотел уезжать, настаивал, что должен быть со мной, я его выпроводила с большим трудом. Завтра возвращается.
— Привет ему от меня. Как ты себя чувствуешь?
— По-разному. То получше, то похуже. Постепенно иду на поправку.
— Я слышу, ты дышишь гораздо лучше. Ты говорила с врачом?
Энни отвернулась и сказала, помолчав:
— Да. Мы с мистером Сандхаром имели на прошлой неделе долгую задушевную беседу. Он рассказал про операцию, объяснил все в подробностях, привел доводы за и против, очень честно.
— И?
— Я боюсь.
Бэнкс крепче сжал ей руку:
— Все будет прекрасно. Вот увидишь. Он превосходный врач, лучший в своей области.
— Кто спорит! Но все равно… знаешь, мне всегда казалось, что одна из самых ужасных вещей, которая может произойти с человеком, — это оказаться прикованным к инвалидному креслу. Лишиться возможности ходить, двигаться. Помнишь Люси Пейн? Настоящее чудовище. И все же мне было ее жаль. Мне казалось, ей было бы лучше умереть.
— С тобой ничего такого не случится. Ты обязательно поправишься.
— Доктор сказал, что риск есть.
— Понятно, он же реалист и не хочет тебя обманывать.
— Порой не помешало бы немножко утешительной лжи. — Энни поморщилась.
— Что такое?
Она приложила руку к груди:
— Иногда очень колет вот здесь, когда вдохнешь. Врач говорит, легкое заживает. И проклятое плечо болит просто адски, спать из-за него невозможно.
— Да, это мерзкая рана.
Энни помолчала и спросила:
— Скажи, Алан, а он правда умер? Джафф Маккриди?
— Да.
— Бедный парень. Я ему совсем этого не желала.
— После всего, что он тебе сделал?
— Я же не говорю, что он не заслуживал наказания. Причем самого сурового. Но…
— Все произошло мгновенно. Он не успел даже ничего понять.
— Ясно.
— Не стоит сильно о нем сожалеть, Энни. Маккриди отнюдь не был невинной овечкой.
— Понимаю. Ты ведь там был, да?
— Да. Я тоже не успел ничего сообразить.
Бэнкс принес с собой большой стакан кофе латте из «Старбакса» и потихоньку его потягивал. Поставив стакан на тумбочку, он вдруг понял, что забыл купить Энни цветы. Идиот. Мысленно дав себе хорошего пинка, Бэнкс решил, что сделает это в следующий раз. Нет, он закажет их в службе доставки немедленно, сразу как выйдет из палаты. И записку приложит.
