Изабелла бросила взгляд на гостя. Поначалу Кэт, должно быть, влекло к нему, и, глядя на Джейми сейчас, Изабелла понимала почему. Кэт нравились высокие мужчины, а Джейми был такого же роста, как Тоби, возможно, даже немного выше. И он, несомненно, был красив: высокие скулы, темные волосы, подстриженные ежиком, естественный загар. Он был похож на португальца или, быть может, на итальянца, хотя был чистокровным шотландцем. Чего же еще нужно Кэт? Вот уж действительно! Чего же еще может пожелать девушка, как не шотландца, который похож на выходца с берегов Средиземного моря и к тому же прекрасно поет?
Ответ явился сам собой — как тщательно скрываемая правда, всплывшая в самый неподходящий момент. Он уделял Кэт слишком много внимания, — возможно, даже бегал за ней, — и это ей наскучило. Нам не нравятся те, кто целиком и полностью отдает себя в наше распоряжение. Они нам навязываются. И нам становится от этого неловко.
Дело именно в этом. Если бы Джейми соблюдал какую-то дистанцию, слегка бы отдалился, это заинтриговало бы Кэт. Именно поэтому она казалась теперь счастливой: бедняжка не могла целиком и полностью завладеть Тоби, который всегда держался на некотором расстоянии, словно исключал ее из части своей жизни (а Изабелла убедила себя, что действительно исключал). Неправильно представлять мужчин хищниками — у женщин точно такие же наклонности, только они умеют их лучше маскировать. Тоби был подходящей добычей. А Джейми, показав Кэт, что она полностью завладела его вниманием, перестал ее интересовать. Вот к какому мрачному выводу пришла Изабелла.
— Вы были слишком к ней добры, — пробормотала она.
Джейми взглянул на нее в недоумении.
— Слишком добр?
Изабелла улыбнулась:
— Я думала вслух. Думала о том, что вы были слишком добры к Кэт. Вот почему ничего не получилось. Вам следовало быть более… более неприступным. Время от времени давать ей отставку. Заглядываться на других девушек.
Джейми ничего не ответил. Они часто обсуждали Кэт, и он все еще питал надежду, что с помощью Изабеллы сможет вернуть себе расположение ее племянницы, — или так казалось Изабелле. Но сейчас она высказала новую точку зрения, и это, несомненно, было неожиданно. С какой стати ему было давать Кэт отставку?
Вздохнув, Изабелла сказала:
— Простите. Уверена, что вам не хочется снова все это обсуждать.
Джейми поднял руки.
— Я не имею ничего против. Мне нравится о ней говорить. Я хочу о ней говорить.
— О, я знаю. — Изабелла сделала паузу. Ей хотелось сказать ему то, чего она не говорила прежде, и она решила, что сейчас подходящий случай. — Вы все еще ее любите, не так ли? Вы все еще влюблены.
Джейми от смущения начал пристально рассматривать ковер.
— В точности как я, — спокойно заметила Изабелла. — Ну и парочка мы с вами! Я все еще влюблена в того, кого знала много лет тому назад. А вы тоже влюблены в ту, кто, кажется, вас не любит. И зачем нам это?
Немного помолчав, Джейми спросил:
— Как его имя? Вашего… этого вашего мужчины.
— Джон Лиамор, — ответила она.
— И что же с ним случилось?
— Он меня бросил, — сказала Изабелла. — И теперь живет в Калифорнии. С другой женщиной.
— Наверное, вам очень тяжело, — сказал Джейми.
— Да, очень тяжело. Но ведь я сама в этом виновата, не правда ли? Мне следовало найти кого-нибудь другого, вместо того чтобы все время думать о нем. И я полагаю, что вам следует поступить именно так. — Она дала этот совет, испытывая противоречивые чувства, но затем поняла, что поступила правильно. Если Джейми найдет себе кого-нибудь другого, Кэт может снова им заинтересоваться, как только удастся избавиться от Тоби. Избавиться! Это звучит зловеще, как будто они вдвоем могут подстроить несчастный случай. Что-нибудь вроде лавины.
— Можно ли вызвать снежную лавину? — спросила она.
У Джейми от удивления округлились глаза.
— Какие странные вещи вы спрашиваете, — сказал он. — Ну конечно можно. Если снежный пласт сильно подтаял, вам надо лишь немножко его сдвинуть, даже просто наступить на него — и сразу все начнется. Иногда лавину может вызвать обычный крик. От вибраций вашего голоса может начаться снежный обвал.
Изабелла улыбнулась. Она снова вообразила Тоби на склоне горы, в его лыжном костюме цвета давленой земляники. Он громко рассуждает о вине. «Знаешь, на днях мне попалась бутылка превосходного шабли. Потрясающе! Зрелое, насыщенное…» Далее следует пауза, слова «зрелое, насыщенное» порождают эхо в снежных полях — и начинается снежный обвал.
Она одернула себя. Уже третий раз она воображает, как с ним случилось несчастье. Пора это прекратить. Это так по-детски, зло и неправильно. Мы должны контролировать свои мысли, сказала она себе. Мы ответственны за состояние нашего ума — это было ей хорошо известно из книг по философии морали. Непрошеная мысль может родиться в нашей голове как следствие моральной неустойчивости, но мы не должны зацикливаться на пагубной фантазии, потому что это плохо для нашего душевного здоровья, а кроме того, может возникнуть искушение претворить фантазию в реальность. Это вопрос долга перед собой, согласно Канту, и что бы она ни думала о Тоби, он не заслуживает того, чтобы погибнуть под снежной лавиной или чтобы из него сделали печенье. Никто такого не заслуживает, даже по-настоящему порочные люди, и даже представители класса, искушающего Немезиду,
[22]
эгоистичные до мозга костей.
А кто же они, подумала она, эти особы, исполненные гордыни и высокомерия? У нее в уме составился маленький список тех, кого не мешало бы предостеречь ради их собственного блага, — настолько они были близки к тому, чтобы привлечь к себе внимание Немезиды. Этот список возглавил один известный альпинист из высшего света, обладающий поразительным хладнокровием. Лавина могла бы поколебать его самоуверенность, но так думать скверно. Ведь есть у него и хорошие черты, поэтому подобные мысли следует гнать прочь. Они недостойны редактора «Прикладной этики».
— Помузицируем до обеда, — оживленным тоном сказала Изабелла. — Что вы с собой захватили? Дайте-ка мне взглянуть.
Они перешли в музыкальную комнату — маленькое помещение в задней части дома, где стояли отреставрированный пюпитр эдвардианской эпохи и кабинетный рояль ее матери. Джейми открыл папку для нот и извлек тонкий альбом, который и протянул Изабелле для ознакомления. Просмотрев ноты, она улыбнулась. Это была именно та музыка, которую он всегда предпочитал: песни на стихи Бернса, арии из мюзиклов Гилберта и Салливана
[23]
и, конечно же, «О мое милое дитя».
