Как долго я плавал в колодце забытья, сказать не могу, но, постепенно всплывая, услышал я вдруг свое имя и ощутил мягкое сотрясение руки. Я нервно выпрямился и огляделся, не сразу сообразив, где нахожусь. Взгляд мой уперся в глаза мистера Джорджа Таунсенда, молодого моррисовского репортера из «Дейли миррор».
Увидев знакомую физиономию — хотя и едва знакомую — после всего пережитого, я ощутил прилив радости и благодарности. С чувством пожав ему руку, я спросил, каким образом он очутился на месте происшествия.
Он объяснил, что, по обыкновению, задержался в редакции, где его и застало известие о новом несчастий. Он тут же все бросил, вскочил в кэб и посулил кучеру полдоллара чаевых за быструю доставку.
— Сейчас их здесь будет больше, чем мух над трупом, — заверил он меня, имея в виду своих конкурентов из других газет. — Новость летит по городу, как пожар по сухой саванне. А вас-то, мистер По, каким ветром сюда занесло?
Я сообщил ему, что первым обнаружил жертву, и он сразу взволновался. Из кармана его тотчас выскочили блокнот и короткий карандаш, он присел рядом на край дивана и засыпал меня вопросами. И вот я снова рассказываю о Уайэте и своей роли во всем случившемся, а Таунсенд строчит в блокноте, не пропуская ни единого слова. Я уже заканчивал повествование, когда в комнате появился еще кто-то. При этом возникло ощущение, что появилось что-то лишнее, мешающее. Таунсенд тоже с неудовольствием покосился в сторону помехи.
Высокий и неестественно узкоплечий джентльмен, одетый весьма респектабельно, вошел в комнату и направился к капитану Даннегану, обращаясь к нему чрезвычайно недовольным тоном. Мы видели лишь его спину да воспринимали сильный шотландский акцент.
— Беннет, — нахмурившись, шепнул Таунсенд.
Джеймс Гордон Беннет, издатель «Нью-Йорк геральд», относился к наиболее видным обитателям города, сравнимым по известности с такими бонзами, как Джон Джекоб Астор, Корнелиус Вандербильд и, конечно, Финеас Тэйлор Барнум. Никогда еще я его не видел, но, как и все жители города, за исключением, разве что, самых темных, знаком был с вехами его славной американской биографии. В юные годы его готовили к духовной карьере. Но однажды в руки ему случайно попала «Автобиография» Бенджамина Франклина, и он забыл о призвании священника. Направив стопы в Америку, он прибыл в Нью-Йорк девятнадцатилетним юнцом без гроша и без друзей. После десятка лет злоключений он напал на золотую жилу: появление грошовой газетенки «Геральд», первой ласточки так называемой «пенни-прессы», знаменовало революцию в газетном деле. «Нью-Йорк геральд» апеллировала к рядовому массовому читателю, к его уровню грамотности и к его неразвитому вкусу, тяге к сенсациям, всякого рода «клубничке» и прочему в том же духе.
Кроме набора и печати, Беннет долгое время сам выполнял все основные функции в своей газете: собирал информацию, писал статьи, продавал тираж, принимал объявления. Годы и годы он работал по восемнадцать часов в сутки. Чрезвычайное усердие и способность упорно трудиться принесли ему финансовый успех, позволили превзойти кумира юных лет, доктора Франклина.
Даже теперь, когда вникать самому во все вопросы уже не было необходимости, он не ограничивался общим руководством, — не гнушаясь низовой репортерской работой, лично появлялся в местах наиболее значительных событий. Именно этому обстоятельству мы и были обязаны его присутствием в доме Уайэта.
Насколько я слышал, в деловых вопросах Беннет был безупречно честен. Благодаря ожесточенной целеустремленности славился он и трудным характером, вспыльчивостью, нетерпением ко всякого рода возражениям и противоречию; в выражениях не стеснялся. Подтверждала эту характеристику и манера его беседы с капитаном.
— Это возмутительно! Народ этого не потерпит! Сколько еще вам надо трупов, чтобы арестовать преступника?
— Мы делаем все, что можем, — мрачно ответил капитан, явно сдерживая свой, тоже бурный темперамент. — Чтобы арестовать подозреваемого, надо иметь подозреваемого.
— А этот кровожадный дикарь Барнума?
— С Барнумом я говорил. Он клянется, что его краснокожий к преступлениям не причастен.
— Вот уж нашел, кому верить! — возмущенно воскликнул Беннет. — Величайшему шарлатану! Человеку, который сам себя публично провозглашает королем жуликов!
— На меня он произвел иное впечатление, — упрямо защищался капитан.
— Да, Барнум прав, — презрительно фыркнул Беннет. — Действительно, на земле каждую минуту рождается лопух. Даннеган, дело ведь нешуточное. Город готов взорваться. Если немедленно что-нибудь не предпринять, граждане примутся за дело сами.
— Трудно что-то предпринять, стоя тут и болтая с вами, — огрызнулся Даннеган. — Извините, мистер Беннет, мне некогда.
Капитан стоял во время разговора в углу, и Беннет, чтобы пропустить полицейского, вынужден был отступить и развернуться. Тут он меня и заметил.
— Кто этот парень в кресле?
— По. Он нашел тело.
— Гм, По? Ну-ну.
Беннет развернулся на каблуках, решительно направился ко мне и остановился перед креслом. Впервые я оказался лицом к лицу со знаменитым издателем.
Привлекательных черт в лице Беннета мне обнаружить не удалось. Голова внушительных габаритов, лицо совершенно бескровное. Изрядный нос крючком. Губы тонкие, плотно сжатые, а зубы, когда он открыл рот, оказались разномерными и кривыми.
Но хуже всего оказались темно-карие глаза газетчика. Я много о нем слышал, но не знал, что он страдает в тяжелой форме таким недостатком зрения, как страбизм. Иначе говоря, он страшно косил на оба глаза. Сила его личности, однако, настолько компенсировала этот дефект, что внешность Беннета не вызывала насмешливого пренебрежения, как часто случается с несчастными косоглазыми.
Вытащив из внутреннего кармана сигару, Беннет закурил и, сдвинув дымящую соску в угол рта, уставился на меня.
— Значит, вы — тот самый По?
Я подтвердил правильность его высказывания кратким кивком головы.
— Тот самый По, который помог Барнуму с убийствами красных роз в прошлом году?
Беннет упомянул, как читатель, без сомнения, понял, нашумевшую историю серийных убийств прошлой весной, когда пострадавших находили без рук и с красными розами, зажатыми в зубах. Моя роль как помощника Барнума — явное преуменьшение моих заслуг, и благодарить за это я должен самого Барнума, бесстыдно приписавшего себе всю славу в интервью прессе и при любых иных контактах с публикой.
— Да, я тот самый человек, который, сотрудничая с мистером Барнумом, обнаружил первоисточник упомянутых жестокостей, — откорректировал я фразу Беннета в соответствии с истинным положением вещей.
— Оч-чень занимательно, — иронически ухмыльнувшись, проронил Беннет. — О-очень удобно.
— Что вы имеете в виду? — спросил я, не поняв фразы, но задетый интонацией.
— Да ничего особенного. Интересное совпадение. Труп еще тепленький, а дружок мистера Барнума уже на месте. Будь я болезненно подозрительным, я бы предположил, что он вас направил, чтобы скрыть улики до прибытия полиции.
