Спорить было некогда, защита могла подождать и до более подходящего времени.
— Когда поедешь? — спросила Шарлотта.
— Как только ты оденешься. И тебе бы лучше умыться холодной водой и немного пощипать себя за щеки — выглядишь какой-то одутловатой.
Шарлотта смерила ее мрачным взглядом.
— И надень что-нибудь яркое, — продолжала Эмили. — У тебя есть красное платье?
— Конечно же, нету, — Шарлотта сползла с кровати. — Да и куда мне ходить в красном платье? Есть бордовая юбка и жакет.
— Что ж, надевай их и выпей чаю. Потом съездим и поговорим с папой. Я уже все устроила. Сегодня он дома, а мама завтракает с одной моей подругой.
— Эту встречу тоже ты устроила?
— Ну разумеется! — Эмили говорила с нарочитым терпением, словно объясняясь с неугомонным ребенком. — Мы же не хотим, чтобы она заявилась прямо посреди нашей с отцом беседы… А теперь — собирайся, нужно поторапливаться!
Явно обрадовавшись приезду сразу обеих дочерей, Эдвард занял место во главе стола с улыбкой полного удовлетворения на лице.
— Приятно снова видеть тебя, моя дорогая, — сказал он Шарлотте. — Я так рад, что Эмили застала тебя дома и смогла вытащить сюда. Такое впечатление, что мы не виделись целую вечность.
— Тебя не было дома, когда мы заезжали в последний раз. — Шарлотта тут же перешла к сути проблемы, не дожидаясь Эмили.
— Вполне возможно, — промолвил Эдвард, даже не задумавшись, к чему это было сказано.
— Раньше мы приезжали сюда часто, — небрежно проронила Эмили, нанизывая на вилку кусочек жареной курицы. — И потом вместе с мамой ездили по гостям. Довольно-таки приятный способ проводить время, при условии, что от тебя не слишком много требуется. Правда, достаточно скучный — разговоры везде одни и те же.
— Я думал, вам нравилось такое времяпровождение, — искренне удивился Эдвард. Он вообще не задумывался о подобных делах, принимая все как само собой разумеющееся.
— О, конечно же, нравилось. — Эмили съела курицу, после чего посмотрела на него с неодобрением. — Но, знаешь ли, постоянная женская компания тоже когда-нибудь надоедает. Я уверена, что если бы Джордж не удостаивал меня своим обществом по вечерам и не вывозил время от времени куда-нибудь поужинать, мне бы захотелось пообщаться и с каким-нибудь другим джентльменом. Женщина ведь нуждается в том, чтобы мужчины оказывали ей знаки внимания, не так ли?
Эдвард снисходительно улыбнулся. Он всегда находил Эмили самой покладистой из дочерей, хотя и не подозревал, что во многом причиной этому являлся тот фаю, что она, ко всему прочему, лучше других умела распознавать его настроение, а следовательно, и скрывать свои собственные чувства. Сара была слишком беспокойной и, будучи самой старшей и красивой, еще и немного эгоистичной, тогда как Шарлотта — излишне откровенной и имела обыкновение говорить о вещах совершенно неподходящих, чем зачастую приводила его в замешательство.
— Джорджу очень повезло, дорогая, — сказал он, накладывая себе еще овощей. — Надеюсь, он это ценит.
— Я тоже на это надеюсь. — Эмили посерьезнела. — Едва ли не самое печальное, что может случиться с женщиной, папа, это если ее муж перестает о ней заботиться, желать ее общества, следить за тем, чтобы она хорошо себя чувствовала. Ты даже не представляешь, сколько я знаю женщин, которые начинали искать внимания на стороне лишь потому, что их мужья полностью их игнорировали.
— Искать на стороне? — Эдвард выглядел немного удивленным. — Ей-богу, Эмили, надеюсь, ты имеешь в виду совсем не то, на что это похоже. Мне бы не хотелось, думая о тебе, ассоциировать тебя с такими женщинами. Другие могут подумать о тебе то же самое!
— Мне бы это очень не понравилось. — Она говорила совершенно серьезно. — Я никогда не давала Джорджу ни малейшего повода быть недовольным моим поведением, особенно в том, что касается данного предмета. — Эмили посмотрела на отца широко раскрытыми голубыми глазами. — И все же, с другой стороны, я не смогла бы обвинить женщину, чей муж относится к ней с безразличием, если бы какой-то другой мужчина, с приятными манерами и славным характером, счел ее привлекательной и сказал ей об этом, а она, в своем одиночестве, ответила бы ему взаимностью…
— Эмили! — воскликнул пораженный такими речами Эдвард. — Уж не потворствуешь ли ты адюльтеру? Потому что, к несчастью, твои слова можно интерпретировать именно так.
— О, конечно же, нет! — произнесла она с чувством. — Это неправильно. Но есть определенные ситуации, которые я вполне могу понять. — Она улыбнулась ему. — Возьмем, к примеру, этого французского джентльмена, мсье Аларика. Такой импозантный мужчина, с прекрасными манерами, видный… Ты со мной согласна, Шарлотта? Я не раз задавалась вопросом: а что, если у бедняжки Мины была связь с ним, а вовсе не с Тормодом Лагардом? Ведь мсье Аларик выглядит куда более зрелым, разве нет? И потом, его окружает некая тайна, что уже само по себе притягательно. Я часто думала: а вдруг он и не француз вовсе? Мы ведь можем лишь предполагать это. Что, если Олстон Спенсер-Браун стал уделять слишком много внимания своему бизнесу, совсем перестав говорить Мине комплименты, не утруждая себя даже малейшими романтическими жестами, вроде цветов или похода в театр, — она перевела дыхание, — тогда мсье Аларику достаточно было лишь польстить ей немного, выказать чуть-чуть восхищения, и она была бы им очарована. Он бы стал ответом на все ее печали и чувство собственной ненужности.
— Это не оправдание… — начал Эдвард, но лицо его заметно побледнело, и он напрочь забыл о курице. — И тебе, Эмили, не следовало бы высказывать столь постыдные предположения о людях! Бедная женщина мертва и не в состоянии себя защитить!
Эмили осталась невозмутимой.
— А я и не предлагаю это в качестве оправдания, папа. Об оправданиях здесь речь не идет — лишь о причинах. — Отправив в рот остатки еды, она отложила нож и вилку. — Теперь, когда бедняжка Мина мертва, я заметила, что мсье Аларик переключился на маму — постоянно ищет ее общества, пытается с ней заговорить… — Она широко улыбнулась. — А это свидетельствует о том, что вкус его улучшается. Да и Шарлотта находит его весьма симпатичным. Похоже, он ей даже нравился.
Шарлотта адресовала Эмили через стол взгляд, отнюдь не преисполненный нежности: в голосе сестры проскользнула нотка плохо скрываемого злорадства.
— Совершенно обворожительный мужчина, — согласилась она, тщательно избегая отцовского взгляда. — Но, полагаю, маме еще далеко до того злополучного положения, в каком была миссис Спенсер-Браун.
Эдвард посмотрел на одну дочь, затем на другую. Дважды он открывал рот, чтобы попросить их сказать более конкретно, что они имеют в виду, и дважды решал, что не желает этого знать.
Вошедшая горничная забрала пустые тарелки, после чего принесла пудинг.
— Да, давненько мы не бывали в театре, — заметил наконец Эдвард — мимоходом, словно это была совершенно новая мысль. — У Гилберта и Салливана уже должно бы выйти что-то новенькое. Может, стоит съездить и посмотреть.
