— Джоан ван Герден.
— Мама, мне надо поговорить с Крошкой Мпайипели, — напряженным шепотом сказал он.
— Зет, в чем дело? — В мамином голосе слышится беспокойство.
— Пожалуйста, позови Крошку.
— Он сейчас спит. Я дам тебе Билли.
Ван Герден выругался про себя. С Сентябрем ему разговаривать не хотелось, ему нужен был великан снайпер.
— Да?
— Билли, разбуди Крошку и передай: пусть приезжает в Хаут-Бэй. Мы нашли Схлебюса. Сейчас он спит, но, возможно, скоро проснется. Возьми ручку, запиши, как ехать.
Секунда молчания; потом Сентябрь сказал:
— Готово.
Ван Герден опустился на колени за деревом; он постепенно успокаивался. Наверняка сегодня Схлебюс будет отсыпаться. Как охотиться на добычу, которая охотится за тобой? Подкрасться к логову, когда зверь еще спит! Ван Герден пожалел, что у него нет бинокля. Долго ли добираться от маминого дома до Хаут-Бэй? Сорок минут, если гнать всю дорогу, но в это время на магистралях № 1 и 5 сущий ад. Он посмотрел на часы: 7.42. Мпайипели будет здесь самое раннее к четверти девятого. Быстро рассветало; выцветший кремовый пикап теперь был ясно виден. Интересно, где находится дом соседа, который звонил? Дом Схлебюса в низине. Кстати, что-то беспокоило его в связи с машиной… Что-то не так. Трудность в том, что нельзя ворваться в дом и открыть огонь, Схлебюс нужен ему живым. Четверть девятого еще очень не скоро, Схлебюс наверняка проснется. Почему же там так тихо? Он уже должен включить свет; затравленному зверю пора пить кофе… Нет, он должен был проснуться задолго до того.
Сзади зашелестели шины; ван Герден оглянулся, но дорога проходила поверху, и он ничего не увидел. Наверное, какой-нибудь фермер едет на рынок. Шаги, крики. Он обернулся. Что-то не так! Много людей; они поднимаются по гребню холма с той стороны — солдаты! Стальные каски, рюкзаки, винтовки R-5. Увидели его, залегли.
— Бросай оружие! — Голоса не встревоженные, определенно, но властные.
Ван Герден медленно встал, показал им свой «хеклер-кох», нагнулся, положил его на землю. Откуда же они, так их растак, взялись? К нему подскочили двое в бронежилетах. Отряд быстрого реагирования?
— Ложись! Быстро!
Ван Гердену казалось, что все раскручивается как в замедленной съемке. Он лег лицом вниз, услышал шаги: много сапог. Его ощупали чьи-то руки, отобрали телефон.
— Ничего! — В ноздри ударил запах росистой травы, земли. Снова шаги. — Только мобильник!
— Вставай, ван Герден! — Бестер Бритс.
Когда он узнал голос, его охватила ярость. Поздно же спохватился!
— Ах ты, сволочь! — заорал он, вскочив на ноги одним прыжком, хватая полковника военной разведки за горло.
Двое бойцов оттащили его, швырнули на колени.
— Ты прослушивал мой телефон, гад!
Бритс рассмеялся:
— Ван Герден, ты считаешь себя самым умным?
— Бритс, Схлебюс мой!
— Вы двое, оставайтесь здесь с ним. Если будет плохо себя вести, бейте по коленной чашечке. — Бритс включил рацию. — «Альфа», готов?
— «Альфа» готов.
— «Браво», готов?
— «Браво» готов.
— Пошли!
— Бритс, надеюсь, у тебя там подкрепление — БТР и самолеты.
— Если будет слишком много болтать, прострелите ему колено, — бросил на прощание Бритс.
Солдаты побежали вниз, к дому, по скрипучей гравиевой дорожке. Защелкали предохранители штурмовых винтовок. Ван Герден поднял голову и оглядел двух солдат, которые пристально наблюдали за ним. Лица неприязненные, настороженные. Он ждал, что со стороны дома послышатся выстрелы, и злился на себя. Надо было сразу догадаться! Но что он мог поделать? Даже смена номера не помогла бы… Господи, ну и сволочь! Почему в доме так тихо? Неужели Схлебюс еще спит? Шли минуты. Он сел; солдаты взяли его на мушку.
— Когда вас подняли по тревоге?
Они сделали вид, что не слышали вопроса.
— Верните телефон!
Никакого ответа.
Ван Герден встал, посмотрел на дорогу, сделал несколько шагов, чтобы было лучше видно.
— Стоять!
Он остановился. Он видел пикап, сад. Солдаты окружили дом, наставили винтовки на окна и открытую входную дверь. Почему они не стреляют? Почему не стреляет Схлебюс? Из дома вышел солдат, направился к тому месту, где стоял ван Герден. Что-то случилось.
— Вы ван Герден?
— Да.
— Полковник просит вас спуститься.
Он зашагал по дорожке; следом отправился только один охранявший.
— Из-за вас Схлебюс ускользнул!
Молчание. Скрип гравия — от солдатских ботинок громче, от его кроссовок тише. Ван Герден увидел дом сверху — обветшал, белая краска облупилась. Участок порос высокой травой, каменный забор почти не видно под вьюнком. Проходя мимо пикапа, он замедлил шаг. С ним что-то не так, но вот что? Солдат подошел к веранде, кивнул на парадную дверь:
— Первая дверь справа.
Ван Герден вошел и увидел Бестера Бритса. Тот стоял скрестив руки на груди. На ковре ничком лежал Бюси Схлебюс. Рядом с его головой на паркетном полу расплылась красновато-коричневая лужица неровной формы. От лица у Схлебюса почти ничего не осталось, в затылке зияла огромная дыра. Руки у Схлебюса были связаны за спиной.
Онемев от изумления, ван Герден смотрел на труп и думал, сравнивал. Его убили выстрелом в затылок. Вдруг он вспомнил, что не так с пикапом. Он ведь видел машину на шоссе. Схлебюс вылез слева. Вот он и решил, что машина леворульная, как импортный «форд», но Схлебюс не был водителем, значит, с ним был кто-то еще — а может, не один человек. Ван Герден покачал головой. Как он раньше не сообразил! Ему звонил вовсе не сосед, какого черта соседу оставаться безымянным, это был…
— Ты убил его, ван Герден!
— Что?!
— Снимок в сегодняшней газете. Они не могли себе позволить оставить его в живых.
Мысли путались; все как-то непонятно. Схлебюс был один, лидер. Именно так он все себе и представлял. Схлебюс был его добычей.
— «Они»… — с трудом выговорил ван Герден. — Кто такие «они», Бестер?
— Думаешь, я стоял бы сейчас здесь, если бы знал?
Ван Герден наклонился, тронул пальцем застывающую кровь: густая, липкая, но не сухая. Господи, его, должно быть, убили несколько часов назад! Тут он ясно представил, как все было: должно быть, они дождались, пока выйдет утренний выпуск газеты, все продумали. Наверное, они застрелили Схлебюса утром, а потом позвонили. Голос по телефону — такой спокойный, такой невинный. Они точно знали, что он приедет! Его вдруг охватил парализующий страх: мама, мама!
