— Я буду Рувьер-Балимер, и точка.
Сильвен не ответил, он по-прежнему что-то искал. Амель расслабилась.
Неизвестный проник в мечеть на улице Пуанкаре в двадцатом округе Парижа с толпой верующих, идущих на вечернюю молитву, Иша.
[19]
Он был выше среднего роста, с бледным квадратным лицом, покрытым темной редкой бородой, и с ярко-зелеными глазами.
Пройдя по темному и переполненному коридору, он попал в довольно просторную комнату. Запущенную. Освещение было неисправно. Пол и покраска стен знавали лучшие времена, кроме разве что ориентированной на Мекку стены кибла,
[20]
которая была безупречного голубого цвета. Треть пространства отделяла резная деревянная перегородка, за которой пришедший смутно различал силуэты женщин, занимающих отведенное им место. У них был собственный вход из пассажа Планшар, позади здания. В стороне от нескромных взглядов.
Повинуясь движению толпы, незнакомец вместе с ней достиг центра молельной комнаты. По одеждам, предписанным строгим соблюдением сунны, слова пророка, он определил салафистов
[21]
среди остальных правоверных. Длинная джеллаба, штаны до самых лодыжек и белый головной убор вроде пилотки. Густая борода. Казалось, своими проницательными глазами они зорко следят за всеми.
К вновь пришедшему приблизился один из них — эмир, известный ему под именем Мохаммед. С ним был другой человек, Насер Делиль, — маленький пухлый ливанец с редкими седыми волосами.
— Ассалам Алейкум,
[22]
Карим, да ниспошлет на тебя свое милосердие справедливый Аллах. Ты ведь уже знаком с Насером?
Карим кивнул:
— Мы встречались в «Аль Джазире».
— Как ты, гуйа?
[23]
Вот уже несколько дней, как я упустил тебя из виду. Работу нашел?
Отрицательное движение головой.
Мохаммед продолжал, обращаясь к ливанцу:
— Вот молодой человек, поистине многообещающий, набожный мусульманин. Одно время сбился с пути истинного, но в конце концов пришел к своим.
Салафист, по возрасту едва ли старше Карима, по-братски положил руку ему на плечо и, не говоря больше ни слова, так пристально посмотрел на него, что Карим вынужден был опустить глаза.
— Поэтому мы и хотим помочь ему.
Насера это уже не интересовало. К нему подошел Джафар, обращенный мусульманин, и что-то зашептал на ухо. Однако вскоре их прервал приход имама, занявшего свое место перед михрабом,
[24]
углублением в стене кибла, и затянувшего Фатиху, первую суру Корана, с которой начинается молитва:
— Аллах акбар!
[25]
Вскоре к нему присоединился хор правоверных, стоящих позади него плечо к плечу, нога к ноге, молитвенно сложив открытые ладони одна на другую на уровне пупка.
— Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного… Хвала Богу, господину миров… Милостивому, Милосердному… Царю в день суда… Тебе поклоняемся, и Тебя просим помочь… Веди нас по дороге прямой… по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал… Не тех, которые находятся под гнетом, и незаблудших…
[26]
Молодой клерк, в бежевом плаще и темном костюме, среднего роста и телосложения, с короткими и черными, как его глаза, волосами и угловатым лицом, пересек Гайд-парк Корнер.
[27]
Он вышел на Пиккадилли в районе Лестер-сквер. Продолжительная прогулка, быть может последняя, привела его с Бромптон-роуд в Южном Кенсингтоне к Мейфэр,
[28]
где располагалась его квартира. Прекрасная прогулка, не нарушенная дождем. Было начало апреля, и впервые за долгое время он чувствовал себя спокойно.
Он поужинал в «Коллекшн», заведении, ненадолго вошедшем в моду, как всё в Лондоне. В этом городе все происходит быстро, он его больше не понимал. Не желал понимать. Медовый месяц закончился. Бьющая через край энергия британской столицы, какое-то время притягивавшая, теперь приобрела отталкивающие черты. Значит, пора уезжать. Именно это он в общих чертах и сообщил приглашенным на ужин друзьям. Он возвращается в Париж. Решение не слишком внезапное, так что никто за столом не стал его обсуждать.
Даже его компаньон Олаф, предупрежденный намного раньше, днем. Это решение не создавало трудностей и в профессиональном плане. Встречались они уже редко, всегда в перерыве между двумя самолетами или двумя встречами за границей. Им было сложнее обходиться без портативного компьютера, мобильного телефона, электронной почты и конференц-кола,
[29]
нежели без офиса с секретарем, арендованного ими в Сити для спокойствия клиентов и банкиров.
Он пересек Пиккадилли и остановился на опушке мрачного Грин-парка,
[30]
но не решился войти в него. Пока он любовался застывшим по другую сторону парка Букингемским дворцом,
[31]
за ним медленно следовал black cab.
[32]
Его взгляд заблудился среди деревьев Сент-Джеймса, за оградой королевской резиденции, и у него появилось ощущение, что он видит это место в последний раз. Ощущение стойкое и вызывающее тревогу.
Безмятежность совершенно покинула его.
