Погода в этот день оставляла желать лучшего. Порывы ветра приносили с холмов хлопья снега, срывали с берез последние листья и швыряли их на вересковый ковер. Пустошь выглядела совершенно безжизненной. Уже под конец пути Дженни попался молодой человек в низко надвинутой на лоб шерстяной красной шапке, из под которой торчали большие уши, похожие на теннисные ракетки. Парень быстро шел по дороге и даже не взглянул на Дженни, когда та проезжала мимо. Она налегла на педали, стараясь увеличить расстояние между ними, но на склоне слишком устала, и ей пришлось остановиться. Девушка, судорожно глотая воздух, оглянулась. Молодого человека не было видно. Вокруг по-прежнему не было ни души – лишь стайка галок расположилась на склоне заброшенного карьера да стадо коров лениво отдыхало в поле неподалеку от Девственниц.
Дженни всегда считала, что на велосипеде она в безопасности. Хорошая скорость придавала ей уверенности, что в случае необходимости она успеет выбраться из любой неприятной ситуации. В таком месте, как Рингхэмская пустошь, одинокой женщине не следует забывать об осторожности.
Добравшись до возвышенности, Дженни слезла с велосипеда. Дорога круто поднималась в гору, и эту часть пути ей пришлось вести свой «кокомо» за руль. Миновав кривой Сердечный Камень в двенадцать футов высотой, она почти добралась до цели своего путешествия, от усталости совсем не чувствуя ног, не говоря уж о руках, которые налились свинцовой тяжестью.
На вершине песчаная тропинка петляла вокруг больших вертикальных валунов, стоявших в центре. Дженни пересекала плато, заросшее темным вереском с редкими кустиками рододендрона на южном склоне. С двух сторон к плато подбирались открытые карьеры, а с востока и юга, где оно спускалось в долину, – острые скалы и утесы.
На пересечении дорог стоял деревянный указатель с надписью «Девять Девственниц» и желтой стрелкой. Земля вокруг указателя была утоптана множеством ног. У кого-то из жителей долины жил павлин: ветер разносил его протяжные скрипучие крики по пустоши.
Когда Дженни добралась до Девственниц, пот струйками стекал у нее со лба. Велосипедные брючки из лайкры, как и полагалось, туго обтягивали ее бедра и ягодицы, а кожа на икрах покраснела и обветрилась.
Дженни не замечала ни ветра, ни холода, ни даже усталости. Здесь, на вересковых полях, они, напротив, помогали прогнать черные, завистливые мысли, притаившиеся в уголках ее сознания. Нигде больше ей не удавалось справиться с ними; во всяком случае, не в Шеффилде, где множество автомобилей и толпы на улицах лишь усиливали ее тревогу.
Ноябрьская погода не располагает к прогулкам по вересковым полям. Но под деревьями у каменного круга Дженни заметила сидящего человека. Он извлекал из флейты несколько нот на смутно знакомый мотив. Девушка не могла разглядеть музыканта, и в памяти остались только его длинные светлые волосы и пестрый свитер.
Свернув в сторону от Девяти Девственниц, Дженни направилась к тропинке, сбегавшей вниз сквозь заросли папоротника. В конце зимы эта тропинка превращалась в русло ручья, поэтому земля была смыта с нее до самого песчаника. Древесные корни местами выходили на поверхность, образуя в наиболее крутых местах подобие неровных ступеней. Под ногами пощелкивали буковые орешки, и повсюду вокруг буйно рос папоротник. Подступавшие к самой тропинке коричневые засохшие побеги похрустывали в спицах колес.
Вдали, на склоне за оврагом, показалась Хаммондская Башня, сложенная из серого камня с неизвестно какой целью. Замурованный дверной проем находился над грубо вырубленными ступенями, которые вели к крутому обрыву Рингхэмского хребта. Опавшие листья заполняли широкую расщелину между башней и огромными валунами – Кошачьими Камнями, которые уступами уходили вверх.
Отдыхая, Дженни присела на уступ у подножия башни и залюбовалась видом на долину. Осенний морозец ощутимо напоминал о себе. И если она здесь задержится, то замерзнет окончательно и ехать назад ей будет нелегко.
Внизу, в долине, Дженни видела ферму, поле, где паслось большое стадо коров, несколько домов, сложенных из песчаника, и довольно просторный новый сарай с темно-зеленой металлической крышей. Мимо фермы проходила проселочная дорога. Дженни пристально всматривалась, не выйдет ли кто из ворот и не направится ли в сторону башни. Но сегодня дорога была пустынна.
Девушка вернулась к велосипеду. Одна из расселин у основания башни была полностью забита смятыми пивными жестянками и сигаретными пачками. Дженни возмущенно покачала головой, но не притронулась к мусору: уборка территории входила в обязанности смотрителей парка.
Через несколько минут она подъехала к каменному кругу. Девять Девственниц стояли на ровной полянке между дубами и березами и достигали всего лишь четырех футов в высоту. Чуть поодаль, в пятнадцати ярдах от круга, замер еще один камень – Скрипач. В старой легенде говорилось, что девять деревенских девушек были застигнуты танцующими во время шабаша и за свой грех обращены в каменные столбы. Та же участь постигла и игравшего для них скрипача. Этот камень, навсегда приговоренный стоять вне круга, выглядел одиноким, оторванным от остальных.
Дженни остановилась, растирая замерзшие ладони носовым платком. Вересковые склоны холмов уже начала обволакивать дымка тумана, но внезапно облака разошлись и слабый солнечный лучик коснулся поля. Все замерло, лишь ветер тихо шептался с вереском. Вокруг не было ни души. На велосипеде Дженни чувствовала себя в полной безопасности… пока целы все шины.
– Вот черт!
Она слезла и с трудом перевернула вверх колесами тяжелый велосипед. Осмотрев заднюю шину, Дженни заметила блеснувший серебром осколок стекла: узкий разрез на резиновом протекторе доходил до внутренней камеры. Осторожно вытащив за острый край осколок, Дженни слушала, как с шипением выходят остатки воздуха. Шина безжизненно обвисла на колесе, из-под ободка выглядывала мягкая серая кожа сдувшейся камеры.
Снять с заднего колеса шину, починить и поставить ее обратно – трудно. Кроме того, Дженни уже настолько устала, когда любое дело кажется непомерно сложной задачей. Но другого выхода не было. Вздохнув, она быстрым движением откинула рычаг и опустила колесо на землю. Рога велосипедного руля беспомощно задрались в небо, и весь «кокомо» сделался похожим на лежащее навзничь мертвое животное.
В ее памяти всплыл снимок, сделанный в разгар шумихи по поводу коровьего бешенства: забитая корова голштинской породы – огромное животное с раздувшимся животом. Из громадного блестящего вымени сочились капли молока, а все четыре окоченевшие ноги нелепо торчали кверху. Корова словно дожидалась, что ее перевернут и оттащат к мусоросжигательной печи. Эту фотографию напечатали на обложке брошюрки, которую Дженни помогала распространять. И она столько раз видела эту корову, что мельчайшие подробности снимка до сих пор отчетливо вырисовывались перед ее мысленным взором.
Дженни машинально дотронулась до сумки на поясе, проверяя, на месте ли та. Вскоре ей придется принять решение, что из содержимого сумки пустить в ход.
Девушка поежилась. Погода изменилась, и к вечеру стало еще холоднее. Перистые стебельки пушицы местами образовывали над землей золотистую пелену. Чуть колыхаясь на ветру, они нависали над вереском, словно это выглядывали, вытянув шеи, загадочные живые существа.
