– И чего не так с фургоном? – поинтересовался Тисдейл. – Вон регистрация. Налоги, страховка уплачены. Так в чем проблема?
Купер объяснил причину их визита, наблюдая за тем, успокоится ли Тисдейл. Но тот по-прежнему занимал оборонительную позицию:
– Я что, не могу ехать, куда захочу? И чтоб всякие старые курицы не совали свои носы куда не надо?
Тисдейл принес с собой свою палку. Во время разговора он постукивал ею по «транзиту», сбивая ржавую шелуху, покрывавшую колесную ось.
– Уверен, что если мы копнем, то обязательно обнаружим что-нибудь не то, – намекнул ему Уининк.
– Нам нужна помощь, вот и все, – примирительно сказал Купер. – Если вы были в интересующем нас районе, нам необходимо исключить вас из списка подозреваемых. Если вы не преступник, мы будем искать дальше. Все очень просто.
Тисдейл разглядывал свои ботинки, почесывая густую черную щетину на щеках. Вероятно, это означало, что он думает.
– Я много где бываю в округе, – наконец сказал он. – Делаю всякую мелкую работу для людей. В основном для фермеров.
– Какого рода работу?
– Все, что могу. Здесь я работаю лишь пару дней. Остальное время огораживаю фермы или крысятничаю. Ну, все такое.
– Крысятничаете? – переспросил Уининк.
– Очищаю от крыс амбары с зерном.
– Как? С помощью терьеров? – поинтересовался Купер.
– А то как же. В это время года крыс много. Когда поля пустеют и начинает холодать, они ищут где посуше да потеплее.
– Уоррен Лич с фермы «Рингхэмский хребет» – ваш заказчик?
– Ну! Лича я знаю.
– И в воскресенье вы были у него?
– Не, мимо проехал, – как-то неуверенно ответил Тисдейл. – Сначала хотел заехать, но не заехал.
– Почему?
– По дороге я встретил одного парня – работал у Лича. Гэри Доусона. Помогал Личу коров доить и всякое такое. Так вот, он сказал, что только что ушел от Лича. Говорит, настроение у Лича последнее время никудышное. Я-то знаю, каким Уоррен может быть и в лучшие времена. А уж в дурном настроении с ним и подавно не стоит связываться. Я вполне проживу и без его скверного настроения.
– А Тотли? Вы знаете такое местечко? – прервал его Купер.
– Ну и?..
– Фермеров там нет, да и крыс не так уж много.
– Я делаю любую работу.
Уининк заглянул в закрашенное заднее окно фургона; краска местами облупилась, и там, где стекло было чистое, его покрывала сеточка мелких трещин.
– И почем в наше время металлолом? – поинтересовался он.
– Эй! – Тисдейл не сводил глаз с Купера. – Что это вы там делаете?
– Металлолом? А? – переспросил тот. – Значит, дама из Тотли была права.
– Все законно, – угрюмо произнес Тисдейл.
Купер кивнул.
– Все зависит от того, откуда он у вас, – пояснил он.
Тисдейл бросил на него сердитый взгляд.
– Вы уверены, что не были на ферме «Рингхэмский хребет»? – переспросил Уининк.
– Чтобы снять с вас подозрения, любая мелочь может оказаться полезной, – сказал Купер.
Тисдейл пнул ближайшую к нему шину фургона. С покрышки отвалилось несколько комков грязи.
– Хорошо. Гэри Доусон сказал, что ехать туда – пустая трата времени, но я все равно поехал. Деньги даже за эти приработки для меня не лишние. Здесь мне почти ничего не платят, да и работа не постоянная. Вот я и ищу, где бы подработать на стороне.
– Это больше похоже на правду, – одобрительно произнес Купер. – Теперь мы знаем, на каком мы свете. И когда именно вы были там?
– В половине третьего или около того.
– Долго пробыли на ферме?
– Пять минут. Как раз хватило, чтобы Лич вылил на меня полный ушат брани. Я не стал терпеть и смылся. Хотя мои дела идут сейчас неважно, но это ведь не оправдание, верно?
Когда Мартина Стаффорда доставили в центральное отделение на Уэст-стрит, уже темнело. Он, похоже, не удивился, обнаружив у дверей своей квартиры в Конглтоне полицию, и даже посчитал нужным тщательно записать имена полицейских и номера удостоверений, словно это он получил от них полезную информацию.
Диана Фрай сидела в дежурной комнате рядом со старшим инспектором Тэлби. Темноволосый и симпатичный, с аккуратно зачесанными за уши волосами, Стаффорд относился к тем мужчинам, в которых женщины влюбляются, не думая о последствиях, и за которых некоторые отцы запрещают своим дочерям выходить замуж. Его глаза все время смеялись, а с губ не сходила мальчишеская улыбка. При взгляде на эту улыбку Фрай хотелось его стукнуть.
– Разумеется, я слышал об этом происшествии. В теленовостях, – сказал Стаффорд.
– И вы никак не отреагировали, сэр?
– В общем-то, нет.
Тэлби ждал, давая Стаффорду возможность самому все рассказать вместо того, чтобы закидывать его вопросами. Фрай подозревала, что старший инспектор чувствовал приближавшееся разочарование: Стаффорд не сопротивлялся при задержании и казался слишком спокойным.
– Уже три года, как мы не общаемся, – сказал Стаффорд. – Мне жаль, что Дженни умерла, но – может быть, это прозвучит слишком жестоко – она для меня больше ничего не значит. Ничего.
– Мистер Стаффорд, вы можете утверждать, что расстались с ней в атмосфере некоторой враждебности?
– Старший инспектор, я журналист.
– И что?
– В моем лексиконе нет таких слов, как «враждебность». Не вписывается в заголовок.
– Понятно.
– К тому же большинство читателей не поймет, что оно означает. Я предпочел бы сказать «злоба». А что до Дженни, так даже «море злобы».
– Вы сказали, что не общаетесь, вы имеете в виду, что три года не встречались?
Стаффорд едва заметно улыбнулся.
– Я имею в виду, что мы вообще никак не общались.
– Не было телефонных звонков?
– Нет.
– А письма? Вы ей писали?
– Вся наша переписка проходила только через адвокатов, – сказал Стаффорд. – Это помогало отфильтровать яд.
– Вы хотите сказать «злобу».
– Именно так.
– Но вы послали открытку родителям вашей бывшей жены.
– Да, послал. И они показали ее вам, верно? – Стаффорд засмеялся, словно шаловливый ребенок после удачной выходки. – Я просто пошутил. Поразительно, что они оставили ее. Вряд ли она им дорога как память обо мне.
– Значит, мистер и миссис Уэстон тоже в какой-то степени злобно относились к вам?
– Инспектор, в данном случае я употребил бы слово «враждебно».
