– Простите, сэр. По словам Гарднер, она поняла, что на ферме «Рингхэмский хребет» проживают двое взрослых и два ребенка. Она наблюдала передвижения мальчиков и их отца, но не их матери. Она вообще ни разу не заметила никаких следов присутствия матери. Констебль Гарднер ставит под вопрос местонахождение миссис Ивонны Лич.
Тэлби выпрямился.
– Этого еще не хватало!
– Думаете, это может быть важно? – спросил Хитченс.
– Это как раз то, что мы просмотрели. Пол, проверьте остальные доклады. Но я почти уверен – вы обнаружите, что ее никто не видел. Никто из полицейских. Но никто и не подумал, что это несколько странно. Никто, кроме Тони Гарднер.
– Вероятно, остальные полагали, что миссис Лич трудится не покладая рук на кухне или занята чем-то подобным, – сказала Фрай.
– Идиоты.
– Если бы она была на ферме, она бы по крайней мере проводила мальчиков в школу утром. На самом деле она бы наверняка проводила их до автобуса. В конце концов, где-то в округе бродит убийца. Любая мать поступила бы так. Если бы она была там.
– Да, Фрай, вы правы. Надо выяснить, когда ее видели в последний раз. Мы все ходили по дорожке туда и сюда, как раз мимо ворот. Кто-то же должен был ее видеть.
– Я могу взять в помощь Бена Купера? – спросила Фрай.
– Хорошая мысль, – кивнул Тэлби. – Только не давайте ему рассеиваться на всякие выдумки! – Он взглянул на Хитченса. – У меня дурное предчувствие, Пол.
– Да подожди, наверняка здесь есть какое-нибудь совершенно невинное объяснение: она могла на время уехать к родственникам или знакомым. Может, лежит больная в потели. Знаешь же, сейчас ходит грипп.
– У меня все еще дурное предчувствие. В этом деле у меня все вызывает дурное предчувствие.
Когда Марку Руперу наконец разрешили уйти, он точно знал, куда пойдет. И хотя Оуэн говорил ему, что местные фермеры важны и что смотрители в хороших отношениях с ними, про ферму «Рингхэмский хребет» Марк мог бы уверенно сказать, что это неправда. Уоррен Лич напоминал ему человека, с которым жила его мать, его так называемого отчима – человека, который любил, чтобы ему все подчинялись, и тогда он чувствовал себя легко и непринужденно.
Лич с нескрываемой враждебностью посмотрел на Марка, когда тот разыскал его в тракторном сарае.
– Неужто молодой смотритель явился? Что нужно?
Марк попытался вспомнить совет Оуэна по поводу враждебного отношения: иногда имеет смысл подставить другую щеку и не обращать внимания на грубость и провокацию. Он называл это дипломатией.
– Мистер Лич, мне надо поговорить с вами об Оуэне Фоксе.
– О Фоксе? Слышал я тут, тряханули его. Докопались наконец-то, какой он на самом деле?
– Вы что-то знаете об этом?
– Я знаю, что не пролью над ним ни слезинки, – сказал Лич. – Мне надо думать о своих сыновьях.
Марк опешил. Такого ответа он не ожидал.
– А при чем тут ваши сыновья?
– При чем тут сыновья? – Внезапно взгляд Лича стал еще враждебнее. – Надеюсь, ты не интересуешься моими сыновьями, младший смотритель. Чему тебя учил твой приятель?
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Какие-то типы отыгрались на тех двух парнях из карьера. Так вот, я бы лично скорее доверил моих мальчишек им, чем этому твоему дружку.
Марк почувствовал себя неловко. Похоже, беседа отклонилась в какую-то непонятную сторону.
– О ком вы говорите?
– А как ты думаешь? – без тени юмора рассмеялся Лич. – Я говорю об Одиноком Смотрителе. Боге в красной куртке. Твоем приятеле, Оуэне Фоксе. Знаешь, что дети в округе называют его Дедом Морозом? Когда он заходит в школы, они думают, что пришел Санта. Держу пари, что ему нравится сажать маленьких мальчиков на колени и дарить им миленькие подарки, это уж точно.
Марк все еще не понимал, о чем говорит фермер.
– Не понимаешь, о чем я говорю? – переспросил Лич. – Он что, и тебя качал на колене пару раз? Я подумал бы, что ты для него великоват. По-моему, этому грязному ублюдку нравятся помоложе.
Марк чувствовал, как в нем закипает волна злости. Он еще не понял причины, а она уже шла изнутри – пугающе огромный прилив ярости, который жег кровь и затоплял здравый смысл. Прежде чем Марк осознал, что делает, он накинулся на фермера, дико размахивая кулаками.
Лич расправил плечи, отвел назад мясистую руку и вмазал Марку в лицо, сбив его с ног. Фермер дико расхохотался, возбужденный возможностью подраться. Марк вскочил на ноги, раскрасневшийся и разъяренный, он не соображал, куда бьет, и его удары не попадали ни по груди, ни по плечу Лича. Фермер еще пару раз свалил его тем же ударом в лицо на пол сарая, пока у окровавленного смотрителя не потекли слезы.
Марк стер кровь со рта, в котором стало одним зубом меньше. Он знал, что беспомощен. Но единственное, о чем он мог думать, – что хочет сказать Личу, что плачет не из-за боли.
Лич вдруг заметил, что его сыновья во все глаза наблюдают за ними из-за угла сарая. Он посмотрел на лежавшего на полу Марка – тоже всего лишь мальчишку, побитого и униженного.
– Давай, убирайся, – сказал он.
После ухода смотрителя у Уоррена Лича резко испортилось и без того плохое настроение. Мальчики словно испарились. Теперь у них даже не было оправдания, что надо заниматься телкой: животное продали на рынке за мизерную сумму, и та пошла в оплату хотя бы части счетов. Еды на кухне оставалось на день-два, но буфет был заставлен бутылками с виски, которое, как недавно обнаружил Лич, стало для него предметом первой необходимости.
Мальчики не показывались на глаза – наверное, забились куда-нибудь в укромное местечко, где, как они думали, он их не найдет. Лич понял, что они больше не хотят находиться рядом со своим отцом. Но почему его собственные сыновья избегают его? Лич был уверен, что во всем виновата их мать. После всех этих прожитых вместе лет они, похоже, стали врагами. Он был убежден, что она как-то связывалась с мальчиками и настраивала их против него. Он не знал, как она это делала, но она отравляла их умы. Раньше они всегда были такими хорошими парнями.
Лич сознавал, что не всегда был безупречным отцом. И нельзя было допускать, чтобы Уилл и Дагги увидели, как он избивает молодого смотрителя. Сначала он думал, что они будут восхищаться им, увидев, какой у них сильный и мужественный отец – никого не боится. Но такое настроение длилось недолго. Его сменило чувство стыда. Мальчишка, которого он побил, был почти ровесником его собственных сыновей с разницей всего в несколько лет.
Когда Лич пытался понять, что изменилось в его жизни за последнюю пару месяцев, его сознание шарахалось в сторону и не пропускало этот чудовищный кошмар. Проблема была столь огромна, что он боялся не только прямо взглянуть на нее, но даже начать обдумывать, как справиться с ней. Все, что он был в состоянии делать, – это беспомощно следить за слабой струйкой мыслей, которая лениво протекала у него в мозгу, время от времени выходя на поверхность в страшных снах.
