* * *
Маятник над фотокарточкой подростка висел неподвижно. Опершись локтями на кухонный стол, полная женщина продолжала размывать свои страхи потоком успокоительных слов:
— Он сказал, что вернется в шесть, он знает, что я беспокоюсь, если он запаздывает, с моей грудной жабой… он старается не огорчать мамочку, ему всего шестнадцать с половиной, но девушки к нему уже так и липнут, слава богу, он серьезный мальчик, наверно, его преподаватель задержал, он так хорошо учится…
Не открывая глаз, Шарли нахмурилась и отложила маятник.
— Вы его видите? На нем была рубашка в клетку, синяя с черным, и брюки, которые я ему…
— У него есть собака?
— Нет, что вы… У него, бедняжки, астма…
— Я вижу двух молодых людей… белые одежды… в церкви…
— Симон? — изумилась мать. — В церкви?
Шарли с раздражением открыла глаза.
— Нет, не Симон… Я не могу на него настроиться, извините… Но с ним все хорошо.
Она вернула женщине двадцатиевровую банкноту.
— То есть как это, «все хорошо»? Он ведь не с этой девкой, Бенедикта ее зовут, долговязая патлатая блондинка, вульгарная донельзя?
— Да оставьте вы сына в покое! Дайте ему жить своей жизнью, черт побери!
Шарли локтем отодвинула фото, снова опустила веки и прикрыла глаза рукой, чтобы прояснить картину, распадавшуюся на цветовые пятна. Это была камера Жефа, как описала ее следователь. На металлическом шкафу хлопал крыльями голубь. Камера была пуста.
Примерно в это же время Жеф, доев ризотто, встал. Он подошел к шкафу и отодвинул его влево, открыв портрет, над которым работал, — в полный рост, в натуральную величину. Это была Дельфина.
* * *
— Перед тем как прийти с повинной, он оставил все свои картины на хранение одному антиквару в квартале Барбес. Вот этот жук и наводняет рынок. Если все шестьдесят пять картин будут одновременно пущены в продажу, цены рухнут. Надо что-то делать, мэтр.
Пьер Анселен побарабанил пальцами по многофункциональному рулю своего «БМВ» и опустил стекло со своей стороны: его раздражал лавандово-пряный запах, которым благоухал искусствовед.
— А что я могу сделать? Он отказывается от адвоката.
Эмманюэль де Ламоль глубоко вдохнул и, соединив ладони, выдохнул воздух между пальцами.
— Не будем темнить, дорогой мэтр. Феномен Элиаса грозит не сегодня завтра пойти на спад, даже японцам скоро может приесться, а я вложил в него немало. Если вы добьетесь, чтобы он подписал эксклюзив галерее, которую представляю я, получите три процента с продаж. Считайте, что это задаток, — добавил он и положил на приборную панель пухлый конверт.
Пьер Анселен включил мотор.
— Я ничего вам не обещаю, но о свидании следователя попрошу.
— Вам и карты в руки, я полагаю. Моя галерея также весьма заинтересована в двух «портретах преступления», как их называют в прессе. «Притяжение» и «Притяжение-2». Хочу подчеркнуть: торговаться не стану. Всего доброго.
Он вышел из «БМВ» и сел в свой «порше». Пьер Анселен достал мобильник и нажатием одной кнопки набрал занесенный в память номер. Дельфина ответила после второго гудка.
— Это я, ты занята?
— Да.
— Не хочешь сегодня со мной поужинать? — спросил он воркующим голосом с сексуальными нотками, перед которыми не могли устоять присяжные.
Дельфина, только что припарковавшая машину в пригородной зоне Бобиньи, ответила, что уже приглашена.
— Кем же?
— Да какое твое дело? Ты сам сказал, что уходишь от меня — ладно. Так не спрашивай каждые четверть часа, что я без тебя делаю, черт побери!
Она выдернула из уха наушник и выключила телефон. Потом уставилась на него, удивляясь своей реакции.
— С кем поведешься, от того и наберешься, — пробормотала она.
Достав из багажника железный лист, завернутый в три слоя пузырчатого полиэтилена, взяла его под мышку и направилась к дому 44 по улице Поль-Борний, маленькому коттеджу в ряду других таких же под белым светом фонарей. Когда она подняла руку, чтобы позвонить, дверь вдруг распахнулась и из дома выбежала, толкнув ее, заплаканная молодая женщина. Дельфина проводила ее взглядом и повернулась к Шарли, которая появилась на пороге, зябко поеживаясь и прижимая к себе кота.
— Сегодня не мой день.
— Похоже, и не ее, — заметила Дельфина.
— Ее парень был на пароме, который затонул сегодня утром. Я же не виновата, что не умею врать.
— Он с тобой… говорил?
— Как обычно: «Скажи ей, пусть не плачет, мне хорошо там, где я сейчас, я ее не оставлю». Нет, надо все-таки просить вперед.
— Что?
— Да деньги. «Твой парень умер, с тебя тридцать евро» — не могу я так. Ладно, входи, пойдем выпьем.
Поправив картину под мышкой, Дельфина вошла в дом. В маленьких комнатах шел ремонт: содранные обои, наполовину разрушенная стена.
— Это домик моей бабушки, я все пытаюсь сделать из него лофт. Когда есть время. Обмахни себе что-нибудь и садись.
Шарли бросила ей тряпку, прошла за кухонную стойку и смешала два джин-тоника. Дельфина, осторожно прислонив «Притяжение» к стене, стала смахивать пыль и штукатурку с кресла.
— «Ягуар»?
— Угадала. Но ты выбирай лучше «мерседес», кожа меньше потеет. Или вон сиденье от рейндж-ровера, если любишь сзади. Это мой тачки разбирает.
— Хорошо.
— Да ну?
— Нет, я не о том: я живу в квартире родителей. Они умерли, я сохранила всю мебель.
— Им без разницы, можешь продать. А твой — он вообще чем занимается?
— Уходит, приходит… Сам толком не знает, что ему надо.
— Мой тоже, но он всегда при мне.
Шарли протянула Дельфине стакан. Они чокнулись, думая об одном и том же.
— А как становятся следователями?
— Станешь, если отец у тебя нотариус, а ты хочешь выбрать другое занятие. Жить своей жизнью, в общем.
Шарли, воздержавшись от комментариев, протянула ей пакетик чипсов.
— А ты — как это вышло, что ты сотрудничаешь с полицией?
— Это все из-за моего. Его каждые две недели заметают, так что… Мне столько раз приходилось его вызволять, вот я и предложила баш на баш: я нахожу труп, они не заводят дело.
— Картина!
Шарли метнулась к своему коту — тот успел разодрать край упаковки и точил когти о железо, яростно шипя. Хозяйка схватила его за шкирку, подняла к своему лицу, выдохнула сквозь зубы, передразнивая, и вышвырнула вон.
Уставившись на появившуюся между слоями пузырчатого полиэтилена голую ногу, Дельфина точно наяву видела художника — таким, каким он был на последнем допросе в ее кабинете. Получив всю тюрьму в свое распоряжение, он потребовал привести к нему его собаку.
