— Что происходит, папа? — спросила Луиза Рабен.
Ярнвиг взял со стола свой мобильный телефон и ключи.
— Объявлена высокая степень террористической угрозы. Есть новости из тюрьмы?
Она замялась:
— Мы ездили туда, но свидание не разрешили. Не знаю почему. Служба пробации отклонила его прошение. Наверное, Йенс не…
— Что?
— Вряд ли ему это понравилось. — Она стояла перед ним и не уходила. — Что происходит?
— Полиция считает, что террористы будут атаковать военных. Больше мне ничего не известно. Я попрошу тебя некоторое время не покидать расположение части. Твое место здесь. И Йонаса тоже.
— Нет. — Она покачала головой. — Завтра я встречаюсь с адвокатом в Херстедвестере.
— Зачем?
— Надо написать жалобу. Тофт говорила, что Йенс совсем выздоровел и нет никаких причин держать его там. Если я буду сидеть сложа руки, ему придется ждать еще шесть месяцев, чтобы снова подать прошение об освобождении. Не знаю, смогу ли я…
Луиза провела рукой по темным спутанным волосам. Он вспомнил то время, когда его дочь была молода и привлекательна — первая красавица на всех офицерских балах; она прекрасно одевалась и очень внимательно относилась к своей внешности. Теперь ее красота потерялась, скрытая заботами материнства и тревогой за непутевого мужа, попавшего в лапы пенитенциарной системы и отбывающего бессрочное наказание за преступление, которого никто не понимал, а меньше всего он сам.
— Раз служба пробации отказала Йенсу, значит были причины.
— Тогда я хочу знать их, — стояла она на своем. — В Херстедвестере сказали, что Йенса можно отпустить. Тогда почему Управление тюрем отказывает? Это неправильно.
Рабена демобилизовали, когда он вернулся после особенно трудной поездки в Афганистан. Через несколько недель он напал на улице на какого-то человека, оттащил в безлюдный лес, избил до потери сознания. Угроза для общества, решил суд, хотя Луиза никогда не замечала в нем ничего угрожающего.
— Будь терпелива, — сказал Ярнвиг. — Если придется подождать еще шесть месяцев, мы успеем отремонтировать подвал, чтобы там можно было жить. У Йонаса будет своя комната. Ты запишешь его в школу…
Иногда его спокойная мягкая дочь превращалась в бунтарку. Она унаследовала это свойство от матери. Ярнвиг по одному только выражению ее лица понял, что продолжать разговор бесполезно.
— Тебе все равно, выпустят Йенса или нет. Ты никогда не хотел, чтобы твоим зятем стал простой солдат!
Ярнвиг не знал, что ей ответить. И времени подумать у него не было, потому что в дверь постучали. На пороге стоял майор Согард, он коротко глянул на полковника, затем перевел взгляд на Луизу и улыбнулся. В дом он проходить не стал, и Ярнвиг понял, что у него конфиденциальное дело. Он приблизился к майору, и тот вполголоса доложил ему о чем-то.
— Боже праведный… — прошептал полковник. — Известно, кто это сделал?
Согард покачал головой и молча ждал приказаний. Поскольку их не последовало, он, помедлив несколько секунд, развернулся и ушел.
Торстен Ярнвиг оглядел маленькую уютную комнату. Он служил там, куда его посылали, сам побывал и на Балканах, и в Ираке, и в Афганистане. Ему не раз приходилось терять солдат. Но он никогда не думал, что война может настигнуть его дома.
— Папа, — встревожилась Луиза, — что он сказал?
— Ты давно видела Мюга Поульсена?
Она разбирала одежду сына.
— Довольно давно. А Йенс вчера с ним виделся. Он обещал нам помочь с работой и жильем.
Ярнвиг сел к обеденному столу, посмотрел на документы, которые готовил для отправки группы войск в Афганистан. Восемьсот человек на полгода покидают родные края. Но еще до отправки им уже придется хоронить одного с воинскими почестями.
— Папа, — снова окликнула его дочь. — Объясни, в чем дело!
Привязанный к кровати в одиночной камере, Рабен смотрел на лампочку в потолке. Потом дверь открылась, и вошла директор Тофт — в облегающем свитере и узких джинсах.
Он сжал челюсти, чтобы не сказать то, что рвалось с губ: простите, что отвлекаю вас от свидания с любовником.
— Как вы себя чувствуете, Рабен?
— Извините. Это было глупо. Не знаю, что на меня нашло.
Он был привязан за лодыжки и запястья, но голову поднять мог. Чтобы умолять.
— Можно мне поговорить с Луизой?
— Она приезжала. Вместе с Йонасом. Вы понимаете, конечно… — Тофт улыбнулась. — Свидание было невозможно.
Неужели она испытывает удовольствие, мучая его? Или это часть курса лечения? Он не знал, не хотел знать. Хотел только вырваться из этого ада и вновь оказаться дома, вместе с женой и сыном.
— Я рассказала ей о том, что случилось. Разумеется, так, чтобы мальчик не слышал.
Рабен держал голову кверху, пока не заломило мышцы. Боль приносила облегчение. Он заслужил ее.
— Вы готовы вернуться к себе в комнату?
— Йонас тоже приходил?
— Да. У вас славный сын.
— Мне нужно поговорить с Луизой.
— Не все сразу.
— Что это значит?
Он говорил слишком громко и сам понимал это.
— Это значит, что вы должны научиться отвечать за свои поступки, как минимум — нести ответственность. — Она добавила после паузы: — Вам придется пройти еще один курс медикаментозной терапии.
— Я не хочу, чтобы меня накачивали всякой дурью!
— Если вы не будете выполнять то, о чем я вас прошу, вы никогда не выйдете отсюда.
— Я в полном порядке!
И снова долгая пауза.
— Вы помните то, что случилось в Афганистане? И что вы совершили, вернувшись в Данию? Все эти дикие истории…
Они не дикие, думал он. Просто об этом никто не хочет слышать.
— Со мной все в порядке!
— Вы захватили заложника. Прямо здесь, в Копенгагене. Чуть не убили его.
Этот эпизод он так и не смог вспомнить, в памяти осталось лишь мутное пятно.
— Это была ошибка. И я заплатил за нее.
— Это мне решать.
— Прошу вас…
— Полиция хочет задать вам несколько вопросов об Аллане Мюге Поульсене. Но, как я вижу, им придется подождать. Вы не в том состоянии.
Он уронил голову на жесткую тюремную койку. Сдался. Именно этого от него и хотели.
— Зачем я понадобился полиции?
— Ваш номер был записан в мобильном телефоне Мюга. И он приходил к вам на свидание сегодня днем.
— Ну и что?
Она пристально наблюдала за его реакциями.
