— В котором часу? — Серебряный, до этого сохранявший невозмутимость, заметно заволновался.
— В одиннадцатом, кажется.
— Что она еще сказала? — Он достал свой мобильный, набрал какой-то номер.
— Больше ничего, расспрашивала про бабу Тоню, просила не звонить в полицию. Мне показалось, что она что-то знает…
— Не отвечает, — Серебряный с досадой посмотрел на телефон.
Маша побоялась спросить, кто именно не отвечает.
— Так что с органами? — поинтересовался бритоголовый.
— Пока попробуем без них. — Серебряный спрятал телефон, закурил. — Неплохо бы снять отпечатки нашей старушки и прогнать их по базе.
— Сделаем.
— Только быстро.
— Мы все делаем быстро. Что еще?
— Соседей порасспрашивать. Кто, где, когда видел ребенка и бабку в последний раз. Маша, дай фотографию сына, желательно самую последнюю.
Маша раскрыла альбом, дрожащими пальцами перелистала страницы, нашла фотографию, протянула бритоголовому. Тот, не глядя, сунул фото в карман пиджака.
— И вот еще что, Василий Игнатыч, в прошлом году в Питере был убит некто Антон Погорелов. Убийство, мне кажется, примечательное, уж больно почерк знакомый. Пусть твои люди там покопаются. Важно все: начиная с места жительства и вредных привычек, заканчивая результатами вскрытия. — Серебряный покосился на Машу.
— Неплохо бы пошерстить аэропорт и вокзалы, — подал голос Степан, — на случай, если мальчика решат вывезти из города.
— Думаю, уже поздно, — с сомнением сказал Серебряный, но, поймав умоляющий взгляд Маши, кивнул.
— Игнатыч, у тебя людей хватит?
— Были бы деньги, а люди найдутся, — ответил тот.
— Ну, тогда за дело. Держи меня в курсе.
Бритоголовый кивнул и, не прощаясь, вышел из квартиры.
— Все, — сказал Серебряный, ни к кому конкретно не обращаясь. — Белый свое дело знает. Маша, свари мне еще кофе.
— Я подожду в машине, — Степан направился к двери.
— Степа, — окликнул его Серебряный, — ты съезди пока за Аннушкой, пусть она побудет с Машей.
— Сделаю, — водитель скрылся за дверью.
— А что делать мне? — спросила Маша, когда они остались вдвоем.
— Ждать.
— Просто сидеть и ждать?
— Можешь немного поспать.
— Не могу.
— Маша, — сказал Серебряный мягко, — все, что от нас зависит, мы делаем. Колеса уже завертелись.
— Вы найдете моего ребенка? — спросила она с надеждой.
Серебряный долго молчал, а потом сказал очень серьезно:
— Я найду твоего мальчика, обещаю.
Несколько мгновений она стояла неподвижно, а потом, тихо всхлипнув, шагнула к нему.
* * *
Он оказался не готов: ни к тому, что она нарушит однажды установленные им границы, ни к тому, что он будет этому так рад. От нее пахло кофе и ванилью. Ее губы были горькими от слез.
— Машка, — выдохнул он, сгребая ее в охапку.
— Найди его, Иван. Пожалуйста!
Впервые она обратилась к нему на «ты». Запах ванили усилился. Серебряный давно заметил, что слово «счастье» ассоциируется у него с запахом ванили, с Машей…
— Все, девочка, — он слегка оттолкнул ее от себя.
Бог видит, как тяжело было это сделать. Намного тяжелее, чем несколько месяцев назад, когда он сознательно вычеркнул ее из своей жизни. Нет, не вычеркнул, уже тогда у него не хватило решимости. Он не смог расстаться с ней навсегда, но постарался свести к минимуму их контакты.
Так было нужно. Сначала для него, когда он понял, что их отношения могут зайти слишком далеко. Он струсил, смалодушничал, испугался стать несвободным. А потом — для нее, когда вдруг выяснилось, что общение с ним может стать опасно для ее жизни. Пока он окончательно во всем не разберется, Маша должна оставаться как можно дальше от него. Пусть остальные думают, что она ему надоела. Она это переживет. Она сильная девочка.
И вот сейчас, когда их связь представляет максимальную опасность для жизни обоих, он не смог удержаться. Теперь он больше всего на свете хотел оказаться несвободным. Странно, что он, дурак, так боялся этой несвободы…
— Маша, мне нужно идти. — Серебряный тяжело дышал, перед глазами плясали разноцветные блики.
«Это от бессонницы, — сказал он себе, — это только от бессонницы».
Она как-то сразу сникла, теперь уже сама отстранилась, спрятала руки за спину.
— Прости…
— Не нужно извиняться.
Он хотел обнять ее на прощание, но побоялся, что не сможет остановиться.
— Я тебе позвоню. Сразу, как только появятся новости.
— Спасибо.
— Маша, — сказал он после секундного колебания, — будь осторожна. Хорошо? Не открывай двери так, как ты это обычно делаешь, не спрашивая, кто пришел. Не выходи из квартиры. У меня есть неотложные дела. Я не могу с тобой остаться, пока…
— Хорошо, — прошептала она.
— Что — хорошо?
— Я буду осторожна.
— Что еще?
— Не буду никому открывать дверь, не буду выходить из квартиры.
— Вот и умница. Сейчас приедет Аннушка, и ты ляжешь поспать. Договорились?
— Я не усну.
— Так, где у тебя аптечка?
— В ванной.
Серебряный вышел в ванную, нашел в шкафчике флакон валерьянки, вернулся на кухню.
— Вот выпей, — он, не считая, плеснул валерьянки в чашку, протянул чашку Маше.
Она послушно выпила. Она вообще стала очень послушной. Это пугало. Теперь она была больше похожа на робота, чем на живого человека.
— Идем-ка со мной. — Серебряный взял ее за руку отвел в гостиную, уложил на диван, поискал, чем бы укрыть, ничего не нашел и укрыл своим пиджаком. — Спи.
— Ты уже уходишь? — спросила она.
Он посмотрел на часы.
— Я дождусь Аннушку. Спи.
Она послушно закрыла глаза.
Серебряный присел на край дивана, осторожно погладил ее по волосам.
— Спи, я побуду с тобой.
У него было совсем мало времени. Счет пошел на часы. Если ребята Белого не подведут, очень скоро он найдет убийцу Стрижа.
Скорее бы! Он слишком долго ждал. И Стриж там, на небе, тоже заждался. Кто мог подумать, что все так обернется? Господи, пусть бы он ошибался! Но он точно знал, что не ошибается. У него на руках были доказательства, Убийственные доказательства.
Но Маша — при чем тут она? Неужели он не один такой догадливый? Неужели тот человек решил надавить на него, используя Машу? Откуда он узнал? Ведь никто не должен был знать, что она — его ахиллесова пята. Он все для этого сделал.
