Макбрайд отбыл с фотографиями девятнадцати человек, которые обратились за визами на прошлой неделе. В течение трех дней выяснилось, что все они – законопослушные граждане США и представленные в посольство Суринама данные полностью совпадают с информацией, хранящейся в архиве Государственного департамента.
Так что Мститель, досье на которого Деверо приказал Макбрайду выучить наизусть, в посольстве еще не появлялся.
Если уж на то пошло, Макбрайд ошибся с выбором посольства. Суринам – маленькая страна и, конечно же, небогатая. Она может позволить себе посольство и консульство в США, соответственно в Вашингтоне и Майами, консульство в Мюнхене (но не в Берлине, столице Германии) и посольство и консульство в бывшей метрополии, Голландии. Посольство находилось в Гааге, столице страны, а консульство в Амстердаме, в доме 11 по Кюзерстрат. Именно в консульстве мисс Амели Дикстра, голландка, жалованье которой выплачивало Министерство иностранных дел Голландии, быстро и вежливо обслужила мужчину, пришедшего с заявлением на получение визы.
– Вы – англичанин, мистер Нэш?
В паспорте, который она держала в руке, указывалось, что мистер Генри Нэш англичанин, а профессия у него – бизнесмен.
– Какова цель вашего визита в Суринам? – спросила госпожа Дикстра.
– Моя компания строит туристические комплексы, главным образом пляжные отели, – ответил англичанин. – Я хочу посмотреть, нет ли подходящих мест в вашей стране, то есть в Суринаме, а потом отправлюсь в Венесуэлу.
– Вам надо прежде всего обратиться в Министерство туризма, – посоветовала голландка, которая никогда не бывала в Суринаме.
Кел Декстер много чего почерпнул из Интернета о малярийном побережье Суринама и сомневался, что в означенном министерстве его встретили бы с оптимизмом.
– Первым делом туда я и поеду, – заверил ее мистер Нэш.
Добавил, что хочет успеть на вечерний рейс в Лондон, заплатил консульский сбор, получил визу и отбыл. Только его самолет полетел не в столицу Англии, а в Нью-Йорк.
Макбрайд вновь отправился на юг, сначала в Майами, потом в Суринам. В аэропорт Парбо из Сан-Мартина за ним прислали автомобиль, на котором он и поехал на восток, к пограничному посту на реке Коммини. Сидевший за рулем Ojos Negros проследовал мимо очереди к парому, вкатился на него, не останавливаясь около будки кассира, чтобы заплатить за переезд.
Когда паром отвалил от пристани, Макбрайд вышел на палубу, чтобы посмотреть на коричневую воду, лениво текущую к аквамариновому морю, но жужжание комаров и жара на пару с духотой быстренько загнали его в кондиционированную прохладу салона «Мерседеса». Сопровождающие Макбрайда сотрудники секретной полиции позволили себе холодно улыбнуться, видя такую глупость. Но их глаза по-прежнему были скрыты черными стеклами очков.
Пограничный пост отделяли от Сан-Мартин-Сити сорок километров разбитой, в ухабах и выбоинах, дороги, построенной еще при колонизаторах. С обеих сторон к ней подступали джунгли. Где-то левее дороги джунгли сменялись болотами, а последние – мангровыми зарослями, которые сползали в недоступное с этой стороны море. Справа густые джунгли тянулись далеко-далеко, до самой Амазонки. И где-то там текущая по ним река разделялась на две, Коммини и Марони, которые и являлись естественными границами Республики Сан-Мартин.
«Человек, – думал Макбрайд, – потеряется там, не пройдя и полмили». Иногда от шоссе уходила в джунгли проселочная дорога, несомненно, ведущая к какой-нибудь маленькой ферме или плантации. Время от времени они обгоняли редкие автомобили, в основном пикапы или старенькие «Лендроверы», принадлежащие более-менее состоятельным фермерам. Встречались им и велосипедисты с закрытыми корзинами на багажнике над задним колесом. Эти ехали на рынок, чтобы продать пару-тройку куриц.
Они миновали десяток маленьких деревень, и вашингтонский эмиссар подметил, что местные крестьяне совершенно не похожи на пеонов, живущих в соседней стране. На то была причина.
Все колониальные державы, захватывая новые территории и пытаясь закрепиться на них, закладывали поместья и начинали оглядываться в поисках наемной рабочей силы. Местные индейцы, увидев, что их ждет, растворялись в джунглях.
В результате большинству колонизаторов пришлось привозить африканских рабов из стран, которые они уже завоевали, или покупать их на западном побережье Африки. Потомки тех рабов, смешавшие свои гены с индейцами и белыми, и образуют нынешнее население того же Суринама. Но Испанская империя строилась трудом индейцев – не африканцев. У Испании не было доступа к черным рабам, зато на завоеванных ею территориях хватало безземельных мексиканских пеонов, а Юкатан находился куда ближе к Испанской Гвиане, чем Африка.
Крестьяне, которых Макбрайд видел из окна «Мерседеса», конечно же, дочерна загорели на солнце, но не были ни неграми, ни креолами. Он видел перед собой типичных латиносов. Именно они трудились на земле Сан-Мартина. Да еще редкие потомки черных рабов, которые убежали от голландцев в джунгли и сумели добраться до Испанской Гвианы.
Когда шекспировский Цезарь говорил, что хотел бы окружить себя толстяками, он имел в виду веселых и дружелюбных толстяков. И уж точно речь шла не о полковнике Эрмане Морено.
Человек, усилиями которого увешанный регалиями президент Мунос оставался в дворце, построенном на холме над столицей последней банановой республики, более всего напоминал расплывшуюся жабу, но ничего веселого в его лице не было.
О пытках, которым подвергались люди, подозреваемые им в предательстве или, по его мнению, что-то знающие о других предателях, местные жители рассказывали друг другу только шепотом и только в темных углах.
По слухам, где-то в глубине страны существовало особое место, откуда никто не возвращался. Выбрасывать трупы в море, как это делала секретная полиция в Аргентине, необходимости не было. Не приходилось даже браться за лопату. Обнаженное тело, оставленное в джунглях, привлекало муравьев Рихтера, и они за ночь управлялись с мягкими тканями, тогда как у природы на это могли уходить месяцы, а то и годы.
Полковник знал о приезде человека из Лэнгли и решил пригласить его на ленч в яхт-клуб. Там был самый лучший ресторан в городе, естественно, и самый дорогой, из окон которого открывался прекрасный вид на поблескивающее под солнцем синее море. А легкий бриз уносил уличную вонь.
В отличие от своего работодателя шеф секретной полиции избегал присутствия на различных торжествах, чуждался парадной формы и блеска медалей, предпочитая облачать свои жиры в черную рубашку и черный костюм. Кевин Макбрайд подумал, что фигурой он отдаленно напоминает Орсона Уэллса
[48]
на закате жизни. А лицом – Германа Геринга.
Тем не менее он держал в кулаке свою маленькую и бедную страну, и его приказы исполнялись беспрекословно. Он точно знал, на чем основана крепость отношений, связывающих беженца из Югославии, укрывшегося в Сан-Мартине и живущего в особняке на полуострове, который Морено со временем надеялся приобрести для себя и президента.
