– Господи, нет! Если уж они уходят, то вряд ли могут вернуться. Это был мужчина.
* * *
В 1991 году, отметив шестьдесят третий день рождения, мой отец перенес достаточно серьезный инфаркт. Он провел неделю в Центральной больнице Портсмута, после чего его отправили домой, строго велев соблюдать диету, похудеть на двадцать фунтов и отказаться от вечерней сигары. В отличие от подавляющего большинства он действительно последовал рекомендациям врачей. Сейчас, когда я пишу эту книгу, ему исполнилось восемьдесят пять, и если не считать болей в бедре и ухудшающегося зрения, он ни на что не жалуется.
В 1973 году все обстояло несколько иначе. По информации моего нового помощника, занимающегося сбором информации (его зовут «Гугл хром»), тогда пациент с инфарктом в среднем проводил в больнице две недели: первую – в палате интенсивной терапии, вторую – на долечивании в кардиологическом отделении. Вероятно, Эдди Паркс уверенно шел на поправку, поскольку во вторник, когда Майк находился в парке, его перевели вниз, в кардиологию. Именно тогда с ним случился второй инфаркт. Он умер в лифте.
* * *
– Что он тебе сказал? – спросил я Майка.
– Что я должен разбудить маму и убедить ее немедленно ехать в парк, или плохой человек тебя убьет.
Это произошло, еще когда я говорил с Лейном из гостиной миссис Шоплоу? Вряд ли значительно позже, иначе Энни не сумела бы приехать вовремя. Я спросил, но Майк не знал. Как только призрак ушел – именно так он выразился, не исчез, не вышел за дверь или в окно, просто ушел, – Майк нажал кнопку аппарата внутренней связи, который стоял у его кровати. Когда Энни ответила, он начал кричать.
– Достаточно, – вмешалась Энни, и по ее тону было ясно, что возражений она не потерпит. Она стояла у раковины, уперев руки в бока.
– Да ладно, мама. – Кхе-кхе. – Я правда не против. – Кхе-кхе-кхе.
– Она права, – согласился я. – Этого достаточно.
Появился ли Эдди в комнате Майка потому, что я спас жизнь этому вспыльчивому старому козлу? Трудно что-либо говорить о мотивах Тех, Кто Ушел (фраза Роззи, которую она всегда сопровождала воздетыми к небу руками), но я в этом сомневаюсь. Прожил-то он всего на неделю больше и провел эти дни не на Карибах, где его обслуживали бы полуголые загорелые официантки. Но…
Я навещал его – возможно, единственный из всех, за исключением Фреда Дина. Даже принес фотографию его бывшей жены. Конечно, он обозвал ее жалкой, брюзжащей, подлой сукой, и, наверное, такой она и была, но я по крайней мере хоть что-то для него сделал. И, уходя, он отплатил мне тем же. Не важно, по какой причине.
Когда мы ехали в аэропорт, Майк наклонился ко мне с заднего сиденья.
– Знаешь, что забавно, Дев? Он ни разу не назвал тебя по имени. Только пацан. Должно быть, решил, что я и так пойму, о ком речь.
Действительно, забавно.
Эдди гребаный Паркс.
* * *
Все это было давным-давно, в тот магический год, когда нефть стоила одиннадцать долларов за баррель. В год, когда разбилось мое чертово сердце. Когда я потерял девственность. Когда спас милую маленькую девочку от удушья, а несносного старика – от инфаркта (во всяком случае, первого). Когда безумец едва не убил меня на чертовом колесе. Когда я хотел увидеть призрак и не увидел… хотя, предполагаю, один из них увидел меня. В тот год я научился говорить на тайном языке и танцевать «Хоки-поки» в костюме собаки. И узнал, что разрыв с девушкой – не самое страшное, что может случиться в жизни.
В тот год я, двадцатиоднолетний, еще оставался салагой.
Потом этот мир дал мне хорошую жизнь, не стану этого отрицать, но иногда я все равно его ненавижу. Дик Чейни, этот апологет пытки водой, бессменный проповедник Церкви победы любой ценой, получил новенькое сердце, пока я писал эти строки… как вам это нравится? Он живет – другие умерли. Талантливые, как Кларенс Клеменс. Умные, как Стив Джобс. Достойные, как мой давний друг Том Кеннеди. Вообще к этому привыкаешь. Приходится. Как сказал поэт У.Х. Оден, смерть берет богачей, и веселых людей, и красавцев, чей член всех длинней. Но список Одена начинается не с них. Первым пунктом идут невинные дети.
Так что возвращаемся к Майку.
* * *
Восстановившись в колледже на весенний семестр, я снял убогую квартирку вне кампуса. Как-то холодным вечером в конце марта, когда я готовил стир-фрай для себя и девушки, от которой был почти без ума, зазвонил телефон. Я ответил привычной шуткой:
– Гостиница «Полынь», Девин Джонс, хозяин.
– Девин? Это Энни Росс.
– Энни! Как приятно тебя слышать! Секундочку, я приглушу радио.
Дженнифер – девушка, от которой я был почти без ума, – одарила меня вопросительным взглядом. Я подмигнул ей. Улыбнулся, взял трубку.
– Я приеду на третий день весенних каникул, и ты можешь сказать ему, что это точно. Билет возьму на следующей не…
– Дев. Остановись. Остановись.
Я уловил печаль в ее голосе, и охватившая меня радость сменилась предчувствием беды. Я прислонился лбом к стене и закрыл глаза. Но куда больше мне хотелось заткнуть ухо, к которому я прижимал трубку.
– Майк умер вчера вечером, Дев. Он… – Голос поплыл, потом окреп. – Позавчера у него поднялась температура, и врач сказал, что его лучше отвезти в больницу. Для подстраховки, по его словам. Вчера ему явно стало лучше. Он почти не кашлял. Сидел, смотрел телевизор. Говорил о каком-то баскетбольном турнире. Потом… вечером… – Она замолчала. Я слышал ее прерывистое дыхание: она пыталась взять себя в руки. Я тоже пытался, но не смог: из глаз потекли слезы. Теплые. Почти горячие.
– Все произошло так внезапно, – продолжила она и добавила совсем тихо, я едва расслышал: – У меня разорвалось сердце.
Рука легла на мое плечо. Дженнифер. Я накрыл ее своей. Задался вопросом, кто в Чикаго сейчас положил руку на плечо Энни.
– Отец с тобой?
– Проповедует. В Мемфисе. Приедет завтра.
– Братья?
– Джордж здесь. Фил прилетит сегодня последним рейсом из Майами. Мы с Джорджем в этом… месте. Где они… Не могу на это смотреть. Пусть даже он этого хотел. – Она плакала навзрыд. Я понятия не имел, о чем она говорила.
– Энни, что я могу сделать? Только скажи. Что угодно.
Она сказала.
* * *
Давайте закончим эту историю солнечным апрельским днем 1974 года. Давайте закончим ее на короткой полоске северокаролинского пляжа между городом Хэвенс-Бэй и «Страной радости», парком развлечений, который закроется двумя годами позже: большие парки в конце концов потопят его, несмотря на все усилия Фреда Дина и Бренды Рафферти удержать «Страну радости» на плаву. Давайте закончим ее красивой женщиной в линялых джинсах и молодым человеком в толстовке Университета Нью-Хэмпшира. Молодой человек что-то держит в руке. На дощатой дорожке, у самого края, лежит, устроив морду на лапе, джек-рассел-терьер, который, похоже, растерял былой задор. На столике для пикника, где женщина когда-то подавала фруктовый смузи, стоит керамическая урна. Она напоминает вазу без букета. Мы заканчиваем не совсем там, где начинали, но достаточно близко.
