Альбер слушал эти слова, глядя с чувством безотчетного страха на окружающих, смотревших на него, в свою очередь, с нескрываемым любопытством. Легкое опьянение, овладевшее было им, моментально прошло, и теперь он ясно сознавал свое положение среди этих людей.
— А-а… Так это ловушка! — крикнул он взбешенный, пытаясь выбежать в дверь.
Пюжоль, Данео, Порник и Ланжале загородили ему дорогу.
— Предупреждаю вас, — сказал Гроляр, — что всякое сопротивление или насилие бесполезны, и вы уйдете отсюда не раньше, чем ответите на все наши вопросы.
Бледный как мертвец, Альбер все-таки старался скрыть овладевшее им чувство страха.
— Чтобы заманить меня сюда, вы воспользовались таким средством, которое не одобрит ни один честный человек… И по какому праву думаете меня допрашивать? Что вы хотите от меня?
— Была совершена кража, — сказал Гроляр, — за которую десять лет тому назад был осужден на каторгу совершенно невинный человек. Теперь я спрашиваю вас, кто же был вор, как его звали?
— Я не скажу вам этого!
— Пусть так, это для нас не важно, так как виновный все равно в наших руках!
— Я не согласен говорить перед каким-то таинственным судом, исполняющим, быть может, предосудительную задачу мщения. Я буду жаловаться на узурпацию прав каким-то человеком, провозгласившим себя моим судьей, буду жаловаться на насилие, жертвой которого я сделался.
— Будете жаловаться вашему кузену, главному прокурору Парижского кассационного суда?
— Да! Он сумеет меня защитить!
— Так знайте же, что господин Прево-Лемер поручил мне отыскать негодяя… да, повторяю, того негодяя, который заставил отправить на каторгу Эдмона Бартеса… Я агент полиции, и все эти господа, собравшиеся здесь, знают это.
Последние слова точно обухом ударили по голове Альбера, который помертвел и упал в кресло; холодный пот выступил у него на лбу, и зубы его застучали.
— Так признавайтесь же, несчастный! — крикнул ему маркиз де Лара-Коэлло, а Гроляр продолжал:
— Все, кто сколько-нибудь причастны к этому делу, здесь налицо. Мы восстановим все это дело по порядку, и в этот раз виновный будет выведен на чистую воду!
— Не существовало ли в этом деле соучастника? — спросил адмирал Ле Хелло. — Мне говорили, будто бы он признался.
— Кто же это?.. Жюль Сеген? — воскликнул совершенно обезумевший Альбер Прево-Лемер.
— Да, — решительно и смело подтвердил Гроляр, стараясь воспользоваться взаимной ненавистью этих двух людей друг к другу.
И, словно упиваясь мыслью, что и ненавистный ему человек потонет вместе с ним, Альбер Прево-Лемер, захлебываясь от злобного наслаждения, стал рассказывать историю похищения денег со всеми подробностями, не скрывая той роли, какую он сам играл в этом деле, но в то же время заваливая обвинениями своего шурина и делая его ответственным за все зло, причиненное Бартесу. Когда он закончил, Гроляр сказал:
— Теперь пишите то, что я вам буду диктовать!
Машинально Альбер взял перо и написал следующее показание:
Я, нижеподписавшийся, Альбер Прево-Лемер, добровольно, не по принуждению объявляю в присутствии господ Каликстена, Менгара, Прессака, Гастона де Ла Жонкьера, маркиза Лара-Коэлло, адмирала Ле Хелло и господина Гроляра, что Жюль Сеген, в настоящее время мои шурин, и я совершили совместно кражу на сумму в миллион франков — кражу, в которой бил обвинен и за которую сослан на каторгу Эдмон Бартес, бивший в то время главным кассиром банкирского дома Жюль Прево-Лемер и К°, о чем свидетельствую своей подписью.
Альбер Прево-Лемер
— Хорошо, — сказал Гроляр, — это уже начало искупления вины!
Затем, обращаясь к присутствующим, добавил:
— Господа, на нас лежат еще другие обязанности, будьте любезны последовать за мной…
VII
Семейный совет. — Потери. — Китайская ассоциация. — Прошлое. — Виновный. — Добросовестные свидетели. — Отрицания Жюля Сегена. — Мнение маркиза де Лара-Коэлло. — Доказательства. — Последний аргумент.
МЕДЛЕННО И ТОСКЛИВО ТЯНУЛОСЬ ВРЕМЯ. Жюль Прево-Лемер, его племянник, главный прокурор, и Жюль Сеген собрались в салоне старика и, поглядывая на часы, по-видимому, ожидали кого-то. Время от времени госпожа Прево-Лемер приотворяла дверь и заглядывала туда, справляясь о состоянии больного, приносила ему то лекарства, то какую-нибудь горячую настойку, и снова скрывалась бесшумно, как тень, словно то, что собрало здесь этих троих людей, вовсе не занимало ее.
— Дано ли знать моему сыну, что мы ждем его? — спросил больной.
— Я посылал три раза к нему, — сказал Жюль Сеген, — но его не было дома и нигде не могли найти. Впрочем, в том нет ничего удивительного: он иногда пропадает целыми неделями. На всякий случай я написал ему, что его присутствие здесь необходимо по особо важному делу.
— Только бы не случилось ничего неприятного! — заметил прокурор.
— Ба-а! — воскликнул Сеген беззаботно. — Он по своей обычной привычке пирует где-нибудь, и ему не грозит ничего, кроме несварения желудка. Вероятно, он сейчас уже совсем пьян!
— Тем больше оснований опасаться, чтобы Эдмон Бартес не завладел им и не воспользовался его состоянием…
— Не на Альбера покусится Эдмон Бартес: он метит гораздо выше.
— Я с вами согласен, но для достижения своей цели Бартес не остановится ни перед чем; в его руках Альбер может стать орудием его мести, сам того не желая, — сказал прокурор.
В этот момент в комнату вошел слуга и подал ему на подносе карточку.
— Тот, кто желает меня видеть, — поинтересовался главный прокурор, — явился сюда один?
— Нет, сударь, с его приходом въехали во двор две кареты, в которых сидят несколько человек, но так как на дворе темно, то нельзя разглядеть, кто они.
— Это Гроляр и его агенты, — сказал прокурор, обращаясь к своему дяде, — очевидно, он принес нам добрые вести, раз поспешил за мной даже сюда, а тем более в такое время… Пусть войдет! — добавил он, обращаясь к слуге.
Действительно, это был Гроляр.
— Ну что? — с добродушной фамильярностью обратился к нему главный прокурор. — Удалось вам исполнить мое поручение?
— Господин прокурор, успех увенчал мои старания. Преступник в наших руках!
— Примите мои сердечные поздравления и будьте уверены, что ваши старания будут вознаграждены по достоинству. Какими судьбами вы накрыли его?
— Он сам расскажет вам об этом. Мы его привезли сюда; он здесь.
— Но это страшная неосторожность. Не понимаю, почему вы не отвезли этого негодяя прямиком в тюрьму!
