Оно живо стерло гробы с могилками и нарисовало безликую фигуру в смирительной рубашке, нависающую над беспомощной пленницей в виде вопросительного знака.
Люсинда подумала, что с психом лучше не спорить.
Психи – это не разбойники и даже не инопланетяне, с ними никакого героического сюжета не получится, не стоит и пытаться.
– Меня зовут Людмила Александровна Пинчикова, – со сварливым достоинством сообщила Люсинда, выпрямляя спину.
«Фрейлина Ее Императорского Величества», – оценив ее тон, подсказало безудержное воображение.
– Учительница начальных классов, – не повелась на провокацию Люсинда.
– Серьезно? – искренне удивился Иван Иванович Иванов. – А чем докажете?
– Документов, извините, при себе не имею, – язвительно ответила Люсинда. – Одна лишь печать интеллекта на лбу! Она вас устроит?
– Меня устроит чистосердечное признание, – опять посуровел потусторонний голос. – За кем вы следили в кафе?
«Ясновидящий?» – задумалось воображение.
Люсинда взвешивала варианты.
Сказать правду? Признаться, что она следила за подругой, которой усопшая пророчица (в миру – завуч средней школы) предсказала скорую погибель?
«Он подумает, что это ты – сумасшедшая», – предупредило воображение.
Тогда полуправду?
– У моей подруги в том кафе сегодня было первое свидание, – решилась Люсинда. – Я хотела незаметно посмотреть на ее парня.
– Имя парня?
– Понятия не имею! Нас не знакомили!
– Имя подруги?
Люсинда замялась.
Сдавать неведомой нечистой силе добрую душу Олю Романчикову ей не хотелось. Ольге ведь сейчас и без того несладко приходится, бедняжка живет в тревоге и страхе, не зная, с какой стороны к ней подкрадывается смертельная опасность.
С другой стороны, в данный момент если не жизнью, то здоровьем, которому не пойдет на пользу продолжительное «заседание» на холодном камне, рискует сама Люсинда!
– Оля ее зовут, Ольга Павловна Романчикова, – неохотно призналась она.
– А она кто?
– Вы не поверите – тоже наша учительница! – фыркнула Люсинда.
– Не поверю, а проверю, – прошелестел посланец темных сил И. И. Иванов и потянулся к шее беззащитной пленницы.
Прикосновение было теплым и легким.
«Точно, он живой!» – успело ввинтить реплику воображение.
А в следующий момент Люсинда сама обмякла, как мертвая.
Но вот оглохла она не сразу.
– Пустышка, – сказал тот, кто назвался Ивановым. – С этой Филин перебдел.
– Второго бы пощупать, – с сожалением произнес еще кто-то.
– Пощупали бы, кабы взяли, – буркнул Иванов.
Голоса расплылись, стали тягучими и утекли в такие глубокие басы, что стало невозможно разобрать слова.
А Люсинда отключилась.
Оля не следила за дорогой – в этом не было смысла.
Она крайне редко путешествовала по городу иначе, чем на трамвае или троллейбусе, да и тогда каталась по двум-трем привычным маршрутам. Свой район она еще кое-как знала, но город в целом оставался для нее территорией тайн и загадок. Редкие марш-броски в кино, в парк, по библиотекам и музеям не очень-то способствовали уменьшению белых пятен на воображаемой карте. Домоседкой Ольга Павловна не была, но какие могут быть эскапады при перманентном дефиците свободного времени, денег и компании?
В какой-то момент Громов скомандовал:
– Тормози!
И выскочил из машины, едва она причалила к тротуару.
Оля выглянула в окно и округлила глаза.
Суровый олигархический парень Громов метался за стеклами ярко освещенного салона-магазина Accessory, как переполошенная рыбка в закипающем аквариуме.
– И часто это с ним бывает? – ехидно поинтересовалась Ольга Павловна, сквозь большое витринное окно наблюдая за тем, как без пяти минут олигарх в окружении стайки юных дев нетерпеливо теребит связку дешевых шарфов.
Водитель Витя смущенно кашлянул. Он и сам в последнее время удивлялся неожиданным порывам обычно респектабельного босса.
Громов вернулся с добычей – шелковым шарфиком цвета фуксии.
– Одевай!
– Я?! – ужаснулась этому внезапному подарку Оля. – Мне не пойдет!
– Побежит! Одевай! – рыкнул Громов, собственноручно наматывая шарфик на шею Ольги в бестрепетной манере венецианского мавра Отелло.
– Не «одевай», а «надевай», – пытаясь сохранить лицо, сердито поправила Оля.
Пытаясь сохранить в целости шею, она оттолкнула руки Громова и обмотала эту часть тела дареным шарфиком сама.
– Трогай, – распорядился Андрей.
– Я тронута, – проворчала Оля, прежде чем сообразила, что Громов обращался к водителю.
Машина рыбкой ныряла то в один, то в другой поворот. Подгоняемый хозяином водитель Витя торопился и рокотал:
– Успеем, Андрей Палыч, успеем!
Оле хотелось спросить – куда, к кому, зачем? Но обращенный к ней коротко стриженный затылок Громова топорщился колючим ежиком, словно предупреждая: держись на расстоянии!
И Оля держалась.
Минут через двадцать они заехали на охраняемую территорию. Судя по скорости, которую Витя нисколько не снизил, шлагбаум браво отсалютовал хорошо знакомой машине.
Вывеску на воротах Оля не разглядела.
Просторный двор больше походил на парковую территорию с лавочками, клумбами и газонами, густо утыканными островерхими елками.
Проигнорировав широкий нисходящий пандус, машина обогнула казенного вида многоэтажку и причалила к неприметной двери без всяких опознавательных знаков.
Витя, выскочивший первым, сунулся в прорезанное в двери окошко, велел кому-то:
– Открывай! – и успел предупредительно распахнуть зловеще лязгнувшую дверь перед Громовым.
– За мной! – не оборачиваясь, скомандовал тот.
– А волшебное слово? – мрачно поинтересовалась Ольга Павловна, едва успевшая свесить за борт авто одну ногу.
– Пожа-а-алуйста! – нетерпеливо и досадливо выдохнул Андрей и передернулся, словно вытряхивая попавшую за шиворот колючку.
– Так-то лучше, – проворчала Ольга Павловна и вошла в подъезд.
За дверью был стол, за столом – немолодой дядечка в синем костюме, похожем на форму.
Небезупречное тело дядечки застыло в полупоклоне, невыразительное лицо его крепко зафиксировало улыбку.
– За мной, – повторил Громов и шагнул в тесный лифт.
В кабинке не было ни зеркала, ни каких-либо листовок на стенах. Невысказанный вопрос «Блин, да где же мы?» клокотал в обкрученном розовым шарфиком горле Ольги Павловны, грозя прорваться наружу непечатной версией.
