— А почему Хенрик тоже должен быть здесь? — спросила Биргит, повернувшись к нему и нервно перебирая руками.
— Полиция хотела поговорить с семьей, а Хенрик — член семьи, не так ли?
— Да, только я считаю, что нет никакой необходимости вмешивать его. Полиция, по всей видимости, задаст лишь несколько общих вопросов, и из-за этого приглашать его сюда? Нет, я думаю, в этом не было никакой нужды.
Голос Биргит выдавал ее нервозность: он то повышался, то понижался. Ее мучили невысказанные вопросы. Карл-Эрик очень хорошо ее знал.
— Ну вот, он приехал.
Биргит быстро отошла от окна. Через какое-то время раздался звонок в дверь. Карл-Эрик сделал глубокий вдох и пошел открыть. Биргит торопливо ретировалась в гостиную, где, глубоко погрузившись в свои раздумья, сидел Хенрик.
— Здравствуй. Патрик Хедстрём.
— Карл-Эрик Карлгрен.
Они обменялись вежливым рукопожатием, и Карл-Эрик подумал, что, судя по всему, этот полицейский одного возраста с Александрой. Он теперь часто так делал — воспринимал людей в соотношении к Александре.
— Проходи. Я думаю, мы можем сесть в гостиной и поговорить.
Патрик, казалось, чуть удивился, когда заметил Хенрика, но тут же опять принял невозмутимый вид и вежливо поздоровался — сначала с Биргит, а потом с Хенриком. Они сели вокруг журнального столика. Наступившая затем тишина показалась напряженной и долгой, в конце концов Патрик сказал:
— Все вышло несколько второпях, и я благодарю вас за то, что согласились меня принять, хотя я и не предупредил вас заранее.
— Мы хотим спросить: случилось что-нибудь важное? Вы узнали что-то новое? Вы давно нам ничего не сообщали…
Фраза застыла, и Биргит с надеждой посмотрела на Патрика.
— Расследование продвигается медленно. Это пока единственное, что я могу вам сказать. Убийство Андерса Нильссона тоже пролило на дело некоторый свет.
— Да, это понятно. Но вы выяснили: Андерса убил тот же человек, кто убил нашу дочь?
Биргит говорила торопливо и очень нервно; казалось, она едва себя контролирует, и Карл-Эрик подавил желание наклониться и успокаивающе положить ей на плечо руку. Но сегодня он должен отказаться от своей роли защитника, которую так хорошо выучил. На секунду он позволил себе унестись в мыслях прочь из настоящего времени в прошлое, которое так переполняло его. Он посмотрел на гостиную с чувством, сильно напоминавшим отвращение. Как легко они поддались искушению. Он почти физически чувствовал запах кровавых денег. Дом в Колльторпе превосходил все, о чем они могли только мечтать, когда дети были маленькими. Они получили этот большой, просторный дом тридцатых годов со множеством сохранившихся украшений. И вместе с домом они получили все мыслимые и немыслимые удобства — благодаря зарплате Карла-Эрика, который стал работать в Гётеборге, у них появилась такая возможность.
Гостиная, где они сидели, была самой большой комнатой в доме, но, на его вкус, переполненной мебелью и потому тесной. Биргит безумно нравились роскошные блестящие вещи, все вокруг сверкало новизной. Примерно каждые три года Биргит начинала жаловаться на то, что все выглядит очень старым и она устала от всего, что видит в доме. Она донимала его по нескольку недель, смотрела на Карла-Эрика умоляющим взглядом, и ему приходилось наступать себе на горло и в очередной раз раскрывать кошелек. Иногда он думал, что, стремясь обновить все вокруг, она каждый раз вновь пытается найти саму себя и свою жизнь. Сейчас Биргит переживала период увлечения «Лаурой Эшли»,
[27]
и комната, заполненная воланчиками и узорами с розочками, выглядела абсолютно женственной и женской. Но Карл-Эрик знал, что терпеть ему остается недолго: если повезет, в следующий заход, года через два, Биргит передекорирует комнату честерфилдовской мебелью и английскими охотничьими мотивами. Хотя может и не повезти — и все вокруг будет в каких-нибудь зебрах и тиграх.
Патрик кашлянул:
— У меня есть несколько вопросов и мне нужна ваша помощь, чтобы разобраться.
Все молчали, и он продолжил:
— Вы не знаете, как Александра познакомилась с Андерсом Нильссоном?
Хенрик выглядел удивленным, и Карл-Эрик понял, что он ничего не знал. Это принесет ему боль, но тут ничего не поделаешь.
— В школе они учились в одном классе, но это было много лет назад.
Биргит нервно заерзала на диване, сидя рядом с зятем. В разговор вступил Хенрик:
— Кажется, я слышал это имя. По-моему, Александра несколько раз выставляла его картины на продажу в своей галерее.
Патрик кивнул, и Хенрик продолжил:
— Я не понимаю — что, между ними существует какая-то другая связь, помимо этого? И что за причина, кому понадобилось убивать их обоих: мою жену и одного из ее экспонентов?
— Как раз это мы и пытаемся разузнать. — Патрик помедлил и сказал: — К сожалению, мы должны констатировать, что у них была связь.
В наступившей тишине Карл-Эрик увидел на лицах сидящих перед ним Биргит и Хенрика калейдоскоп быстро сменяющихся чувств. Сам он не очень удивился и быстро пришел к заключению, что раз об этом говорит полицейский, то это, скорее всего, правда. Принимая во внимание обстоятельства, это вполне естественно. Биргит в страхе прижала руку ко рту, а лицо Хенрика медленно белело на глазах. Карл-Эрик посмотрел на Патрика Хедстрёма и подумал, что, судя по его лицу, ему вовсе не по душе роль горевестника.
— Этого не может быть, — растерянно сказала Биргит, нерешительно оглядевшись вокруг. — Зачем понадобилось Александре сходиться с таким, как он?
Она беспомощно посмотрела на Карла-Эрика, ожидая его поддержки, но он избегал ее взгляда и упорно рассматривал свои руки. Хенрик не произнес ни слова, но весь как-то съежился.
— Вы не знаете, они продолжали поддерживать контакт после того, как вы переехали?
— Нет, я так не думаю. После того как мы уехали из Фьельбаки, Алекс оборвала все свои связи, — сказала Биргит.
Хенрик и Карл-Эрик сидели молча.
— Я хочу спросить еще кое о чем. Вы уехали в середине семестра, когда Алекс училась в шестом классе. Что за причина? Почему вы уехали в такой спешке?
— В этом нет ничего странного. Карл-Эрик получил просто фантастическое предложение, от которого, разумеется, не мог отказаться, и ему пришлось принимать решение буквально в один день, вдобавок требовалось его присутствие, поэтому мы уехали так быстро, почти никого не предупредив.
Она не знала, куда деть руки, когда говорила.
— Но вы не стали оформлять Алекс в какую-нибудь школу в Гётеборге, а вместо этого отправили ее в интернат в Швейцарии. Почему, по какой причине?
