— Я не могу, у меня месячные. Давай лучше я…
Она расстегнула его брюки и перевернула Йохана на спину. Зажмуренные от удовольствия глаза Йохана увидели рай.
Прошел всего лишь один день с тех пор, как они нашли мертвую женщину, но Патрик изнывал от нетерпения. Он думал, что где-то кто-то сидит и ломает голову, где она. Тревожится, думает, мысли кружатся вокруг одного и того же, становясь все более и более мрачными и отчаянными. И самое худшее во всем этом — что самые ужасные подозрения оказываются правдой. Наверное, сейчас Патрик больше всех на свете хотел узнать имя погибшей. Тогда бы он смог разыскать тех, кто ее любил, и сказать им правду. Нет ничего хуже, чем неизвестность, — неизвестность и неопределенность даже хуже самой смерти. Ведь и горевать можно начать только после того, как узнаешь, о чем надо горевать. Это будет совсем нелегко — стать тем, кто принесет горестную весть, это огромная ответственность и долг, которые Патрик уже мысленно взвалил себе на плечи. Но он знал, что это очень важная часть его работы. Облегчить боль и утешить, но в первую очередь выяснить, что случилось с той, кого они любили.
То, что вчера Мартин совершенно безрезультатно обзвонил полицейские участки, тут же сделало задачу идентификации убитой сложнее в десятки раз. Нигде в округе не заявляли о пропаже кого-нибудь похожего: это означало, что придется объявлять розыск по всей Швеции, а может быть, даже и за границей — задача, которая на секунду показалась совершенно невыполнимой. Но Патрик заставил себя выбросить эту мысль из головы. Сейчас он был единственным заступником убитой женщины и чувствовал себя ответственным перед ней.
Мартин негромко постучал в дверь его кабинета.
— Что мне делать дальше? Что ты скажешь? Расширить зону поиска, или начать с ближайшего города, или еще что-нибудь?
Мартин поднял бровь и развел руками в ожидании ответа.
Патрик, как руководитель расследования, тут же ощутил на своих плечах всю тяжесть ответственности. Не было никого, кто давал бы указания и распоряжался, в каком направлении им двигаться. Но в любом случае надо было действовать.
— Давай связывайся с крупными городами. С Гётеборгом ты уже разобрался, так что берись за Стокгольм и Мальме. Это для начала. Скоро мы получим первые отчеты от патологоанатома, и, если повезет, он нам выдаст что-нибудь интересное.
— О'кей.
Мартин хлопнул ладонью по косяку, повернулся и пошел в свой кабинет. Неожиданно раздался резкий звонок возле двери в участок; Мартин крутанулся на каблуках и поспешил открыть посетителю. Обычно это входило в обязанности Анники, но она отсутствовала, и теперь это делал Мартин.
Снаружи стояла девушка, она выглядела очень обеспокоенной. Девушка была худенькая, с двумя длинными светлыми косами и огромным рюкзаком на спине.
— I want to speak to someone in charge.
[2]
Она говорила по-английски с сильным акцентом. Мартин подумал, что акцент, скорее всего, немецкий. Он распахнул дверь и жестом пригласил войти. Затем повернулся и крикнул в коридор:
— Патрик, к тебе посетитель.
Он запоздало подумал о том, что, может быть, стоило сначала самому выяснить, что ей надо. Но Патрик уже выглянул из кабинета, и девушка направилась к нему.
— Are you the man in charge?
[3]
Патрику сильно захотелось послать ее подальше, нет, конечно, в смысле к Мелльбергу, который, говоря формальным языком, и был шефом. Но он моментально приструнил себя, заметив на ее лице неприкрытое беспокойство, и решил, что не стоит подвергать ее такому испытанию. Послать милую, симпатичную девушку к Мелльбергу — все равно что невинную овечку — к мяснику. Врожденное стремление защищать слабых и обиженных просто не позволяло Патрику сделать это.
— Yes, how can I help you?
[4]
Он жестом пригласил ее проходить в кабинет и сел за письменный стол. С неожиданной легкостью девушка сняла свой здоровенный рюкзачище и аккуратно поставила его, прислонив к стене возле двери.
— My English is very bad, you speak German?
[5]
Патрик задумался и мысленно пошарил в остатках своего школьного немецкого. Он думал, что ей ответить. Все зависело от того, что она имела в виду, спрашивая «speak German». Да, он мог заказать пиво и попросить счет на немецком, но сильно сомневался, что девушка пришла к ним в участок, чтобы поиграть в официантку.
— Немного говорю, — ответил он с запинкой, переходя на родной язык девушки, и изобразил некую фигуру рукой, показывая, что не очень.
Тем не менее такой ответ ее, видимо, удовлетворил. И она начала рассказывать, проговаривая слова медленно и отчетливо, давая Патрику возможность понять, о чем идет речь. И он, хотя и чувствовал себя немного дебилом, к своему великому изумлению, обнаружил, что по большей части понимает, что она говорит. Ну, не каждое слово, но общий смысл он уловил хорошо.
Она представилась как Лизе Форстер. Оказалось, она приходила к ним в участок неделю назад, чтобы заявить об исчезновении своей подруги Тани. Она разговаривала с одним полицейским здесь, в участке, и тот ее заверил, что свяжется с ней, как только что-нибудь узнает. Она прождала уже целую неделю, но безрезультатно. На лице Лизе читалось непритворное беспокойство за подругу, и Патрик слушал ее с напряженным вниманием.
Таня и Лизе встретились в поезде на пути в Швецию. Они обе жили на севере Германии, но раньше никогда не встречались и не были знакомы. Но сразу понравились друг другу и моментально подружились, и между ними наладился такой тесный контакт, что, как сказала Лизе, они стали буквально как сестры. Лизе еще не наметила себе маршрут поездки по стране, и, когда Таня предложила, точнее сказала, что ей надо съездить в небольшой поселок на западном побережье Швеции, который называется Фьельбака, Лизе поехала вместе с ней.
— А почему именно Фьельбака? — спросил Патрик и умудрился напороть в немецкой грамматике.
Ответ Лизе исчерпывающе разрешил его недоумение. Почему-то Таня не хотела открыто обсуждать с ней эту тему. Похоже, ей это было неприятно. И Лизе призналась, что так и не узнала почему. Единственное, что рассказала Таня, — что у нее во Фьельбаке какое-то дело. И как только она с ним закончит, они продолжат поездку по Швеции, но сначала, по словам Тани, она должна кого-то найти. Поняв, что это дело очень личное, Лизе ее больше не расспрашивала. Она была довольна, что у нее есть подруга по путешествию, и поехала вместе с ней.
Они прожили в кемпинге Сельвик три дня, а потом Таня пропала. Утром она сказала, что ей кое-что надо сделать, и ушла, пообещав вернуться после обеда. Прошла вся вторая половина дня, наступил вечер, а потом ночь, и беспокойство Лизе росло с каждым часом. Утром она зашла в туристическое бюро на площади Ингрид Бергман, и ей там объяснили, где она может найти ближайший полицейский участок. Она сделала заявление и сейчас хотела знать, что произошло.
