— Кроме того, нам нужно повнимательнее присмотреться к родственникам, — продолжал Патрик. — Мы с Эрнстом провели с ними предварительную беседу, когда сообщили им о том, что Сара была убита. Кроме того, мы поговорили с лицом, на которое бабушка Сары указала как на возможного подозреваемого.
— Можно, я угадаю, кто это, — заметила Анника без энтузиазма. — Уж не был ли это некий Кай Виберг?
— Так и есть, — подтвердил Йоста. — Я отдал Патрику все документы о наших контактах с ним за последние годы.
— Напрасная трата времени и ресурсов! — буркнул Эрнст. — Совершенная глупость думать, что Кай имеет какое-то отношение к смерти девочки.
— Да, кстати: вы с ним, кажется, знакомы, — вставил Йоста и внимательно посмотрел на Патрика, чтобы убедиться, известен ли ему этот факт.
Патрик кивнул в знак подтверждения и вмешался, видя, что Эрнст снова хочет взять слово:
— Как бы там ни было, мы продолжим расследование в отношении Кая, чтобы как можно скорее решить, замешан он тут или нет, и работа в этом направлении будет развернута в самом широком масштабе. Мы вообще должны узнать как можно больше о девочке и о ее семье. Я думаю, мы с Эрнстом поговорим со школьными учителями, чтобы узнать, не известно ли им о каких-нибудь проблемах в семье. Поскольку у нас так мало сведений, нам придется прибегнуть к помощи местной прессы. Ты мог бы взять это на себя, Бертиль?
Не слыша ответа, он повторил снова, уже погромче:
— Бертиль?!
Ответа по-прежнему не последовало. Мельберг стоял, прислонившись к дверному косяку, с таким отсутствующим видом, словно глубоко погрузился в собственные мысли. Повторив вопрос еще громче, Патрик наконец добился от него реакции.
— Ах, простите? Что ты сказал? — вскинулся Мельберг, и Патрик, глядя на него, уже в который раз мысленно удивился, как такой человек мог оказаться начальником полицейского отделения.
— Я только хотел спросить, не мог бы ты взять на себя переговоры с местной прессой? Исходя из того, что случилось убийство, интерес представляют любые наблюдения. Мне кажется, в связи с этим делом нам потребуется помощь общественности.
— Ах да, разумеется, — кивнул Мельберг все с тем же сонным выражением. — О'кей. Я поговорю с прессой.
— Вот и хорошо. Сейчас мы, пожалуй, ничего больше не можем сделать, — произнес Патрик, опустив сложенные руки на стол. — Еще вопросы есть?
Никто не отозвался, и после нескольких секунд молчания все, словно по команде, засобирались уходить.
— Эрнст? — окликнул Патрик, когда тот уже был на пороге. — Ты будешь готов выехать через полчаса?
— А куда ехать-то? — отозвался Эрнст привычным для него недовольным тоном.
Патрик набрал побольше воздуха. Временами у него бывало такое впечатление, что ему только кажется, будто он что-то сказал, тогда как на самом деле лишь беззвучно шевелил губами.
— В школу, где училась Сара. Чтобы поговорить с ее учителями, — объяснил он, стараясь произносить слова как можно отчетливее.
— А-а, это! Да, через полчаса, наверное, я смогу, — сказал Эрнст и повернулся к нему спиной.
Патрик проводил его сердитым взглядом. Еще денек-другой он потерпит навязанного ему напарника, а затем нарушит распоряжение Мельберга и привлечет к работе Мулина.
~~~
Стрёмстад, 1924 год
Прелесть новизны постепенно стиралась. Вся зима прошла в любовных свиданиях, и поначалу она наслаждалась каждым мгновением. Но вот зима подошла к концу, приближалась весна, и она почувствовала, как ею понемногу начала овладевать скука. Если быть честной, то она перестала понимать, что такого уж привлекательного находила в Андерсе раньше. Он, конечно, был недурен собой, это она не могла отрицать, но его речь была бедна и неразвита, и от него всегда попахивало потом. Кроме того, сейчас, когда тьма, ранее скрывавшая ее проделки, начала отступать, Агнес все труднее становилось тайком выбираться к нему. Нет, пора положить этому конец, сказала она себе, сидя дома перед зеркалом.
Закончив наряжаться, она спустилась, чтобы позавтракать вместе с отцом. Вчера у нее было свидание с Андерсом, и она все еще чувствовала утомление. Поцеловав отца в щеку, она села за стол и вяло принялась чистить яйцо. Возможно, по вине вчерашней усталости запах яйца вызвал отвращение, и она ощутила, что желудок взбунтовался.
— Что такое, деточка? — обеспокоенно спросил отец, сидевший напротив на другом конце стола.
— Устала что-то, — ответила она жалостным голосом. — Ночью мне отчего-то никак не спалось.
— Бедняжка, — пожалел ее отец. — Постарайся что-нибудь скушать, а потом иди к себе наверх и приляг отдохнуть. Наверное, нужно показать тебя доктору Ферну, а то я смотрю, ты всю зиму какая-то скучная.
Не удержавшись от улыбки, Агнес поспешила прикрыть рот салфеткой. Потупив глазки, она сказала отцу:
— Да, я все время чувствую вялость. Но тут главным образом виновата зимняя тьма. Вот увидишь, что с приходом весны я снова воспряну.
— Гм. Посмотрим. Но ты все-таки подумай, не лучше ли на всякий случай показаться доктору.
— Да, папа, — сказала она и заставила себя проглотить кусочек яйца.
Вот это ей делать не следовало. Едва положив в рот крошку вареного белка, она почувствовала, как желудок еще больше возмутился и что-то подступило к горлу. Агнес выскочила из-за стола и, зажав рот рукой, бегом кинулась к ватерклозету, который находился на нижнем этаже. И едва она успела запереться, как весь вчерашний ужин, смешанный с желчью, выплеснулся в раковину, а из глаз брызнули слезы. Желудок несколько раз подряд вывернуло наизнанку, и, только переждав некоторое время, пока он окончательно не успокоился, она с отвращением вытерла рот и на подгибающихся ногах выползла из тесной каморки. За дверью ее уже ждал озабоченный отец.
— Ну что, душенька? Как ты себя чувствуешь?
Она только потрясла головой и сглотнула, чтобы поскорее избавиться от горького вкуса желчи во рту.
Август обнял ее за плечи, отвел в салон и усадил на один из диванов. Он потрогал ладонью ее лоб.
— Да что ж это такое, Агнес! Ты вся в холодном поту! Нет уж, я сейчас же позвоню доктору Ферну. Пусть придет и посмотрит тебя.
Она только слабо кивнула и улеглась на диван с закрытыми глазами. Голова не переставала кружиться.
~~~
Она жила в каком-то царстве теней, никак не связанном с действительностью. У нее не оставалось выбора, но ее все равно то и дело обуревали сомнения, правильно ли она поступила. Анна знала, что никто ее не поймет. Почему она, сумев наконец вырваться от Лукаса, сама вернулась к нему? Почему она это сделала после того, что он сотворил с Эммой? Ответ гласил: она вернулась, поскольку считала, что для нее и детей в этом заключается единственный шанс выжить. Лукас всегда был опасным человеком, но раньше мог себя сдерживать. Теперь же в нем словно что-то прорвалось, и былая сдержанность сменилась буйным сумасшествием. Только так она могла описать происходившее с ним — сумасшествие. Оно всегда в нем дремало. Может быть, как раз этот скрытый ток потенциальной опасности и привлек ее когда-то к нему. Но сейчас безумие вырвалось на поверхность и постоянно держало ее в состоянии панического ужаса.
