Раньше мама твердила, что надо научить Люси убирать за собой, но, когда я пыталась это сделать, Люси закатывала истерику, и приходилось собираться с силами, чтобы ее успокоить. И даже это не единственная причина, чтобы убирать за ней. Мне правда доставляет удовольствие ходить следом и подбирать то, что она разбрасывает. Мне нравится символичность этого процесса. Я хочу всем показать, как мне тяжело – каждую минуту, каждую секунду – сохранять в своей жизни порядок, в котором я могу существовать. Я хочу, чтобы стало понятно, насколько мне тяжело: Люси непрерывно все разрушает, а я постоянно борюсь, восстанавливая свою жизнь из руин. И я никогда, никогда не сдамся. Стоя, лежа, на четвереньках – до последнего я буду бороться с тем, что ненавижу.
Как бы это выглядело, если бы я валялась на диване и болтала по телефону или смотрела телевизор, пока Люси разбрасывает по комнате все эти куски пластика и плюша? Все решили бы, что я смирилась. Если уж у тебя есть ребенок, этого никак не исправить – это я понимаю, – но бесконечная, безумная уборка в каком-то смысле (совершенно безобидном, само собой) отчасти и есть попытка все изменить.
Ничего подобного я маме не сказала, потому что она наверняка начала бы указывать, что я должна думать и чувствовать и чего не должна. Нельзя указывать всем вокруг, что им чувствовать. Я тоже могла бы сказать маме, что она должна проявлять больше сочувствия, но к чему бы это привело? Все равно она на это не способна.
– Не загоняй себя, пожалуйста, – сказала она.
Я была даже тронута ее заботой, пока она не добавила:
– Я не пытаюсь вмешиваться в твою жизнь. Я волнуюсь только из-за Люси, вот и все. Если ты устанешь, то не сможешь нормально о ней заботиться.
«Я волнуюсь только из-за Люси» – и это все? Больше нечего добавить, чтобы подчеркнуть исключительность Люси?
Я была ее дочерью больше тридцати лет, прежде чем появилась Люси.
Я попросила ее больше не звонить.
10.08.06
Сэм Комботекра понял, что каждый шаг в этой странной, многоуровневой квартире требует исключительного внимания, иначе он рискует свернуть себе шею. За каждым углом тут лестница, да вдобавок и на полу, и на лестницах рассыпаны разноцветные деревянные шарики. На одном из них, зеленом, он только что чуть не подвернул ногу.
Он посмотрел на конверт у себя в руках, раздумывая, когда, что и кому сказать. Только Эстер, только Нику или обоим сразу? Может, в письме и нет ничего важного.
Он бы не стал заглядывать в почтовый ящик Торнингов, но письма валялись на полу. Он собрал их в аккуратную стопку – в качестве услуги Нику Торнингу, который, если судить по состоянию дома, не слишком хорошо управляется в отсутствие жены. Двое детей, Зои и Джейк, спрятаны в безопасном месте, у матери Ника, – это идея Эстер Тейлор, она сообщила об этом, прежде чем Сэм успел спросить, где дети.
Саймон Уотерхаус оказался прав насчет Эстер. Ну, почти. Чарли Зэйлер действительно нашла ее в приемной полицейского участка в Роундесли, причем Эстер пребывала в бешенстве от того, что никто не верил, будто ее лучшую подругу пытаются убить. Сэм уже выслушал длинную историю, главным персонажем которой была сексуально неудовлетворенная няня, считающая, что пластика груди важнее спасения экосистемы Венецианской лагуны.
Эстер, несмотря на склонность к преувеличениям, любопытство и командирские замашки, оказалась весьма полезна. Ник Торнинг не понял, что жена пыталась сообщить ему о том, что она в беде.
Он не помнил, где работает Оуэн Мэллиш, в его памяти застряло лишь, что Салли на дух не переносила этого Оуэна. Именно Эстер встревожилась, услышав от Ника, что Салли уехала в Венецию с Мэллишем. Оуэн Мэллиш не имел никакого отношения к Венеции, он работал в фирме, консультирующей по вопросам гидравлики. Сэм договорился с Мэллишем встретиться у него дома, чтобы попутно устроить ненавязчивый обыск. В квартире Мэллиша не обнаружилось ни Салли Торнинг, ни каких-либо свидетельств того, что Мэллиш кого-нибудь похищал или убивал. Правда, он нашел несколько пакетиков с кокаином, за которые Мэллиш получил бы по полной, будь у Сэма время.
Сэм поднялся в гостиную. Ник Торнинг сидел на диване рядом с Эстер, державшей его за руку. Интересно, нравится ли ему это, подумал Сэм. Саймон и Чарли сидели в креслах напротив.
– Ну что? – встрепенулся Торнинг при появлении Сэма. – Есть новости?
– Я позвонил в банк, выдавший кредитную карточку, а потом в отель. – Сэм тщетно попытался отыскать участок пола, не занятый газетами, карандашами и кубиками.
– Эстер права, речь идет о Сэддон-Холл в Йорке. Салли провела там несколько дней, со второго по девятое июня прошлого года.
Сэм кивнул Саймону, вопросительно приподнявшему брови. Да, тот тип тоже был там, в те же самые дни. На лице Саймона отразилось облегчение, быстро сменившееся легким удивлением, – как всегда, когда он оказывался прав. Сэм постарался не вспоминать, как часто Саймон оказывался прав. От этих мыслей ему неизменно хотелось подать в отставку.
– Не принимай это на свой счет, Ник. – Эстер методично похлопывала Ника по руке. Эта до синяков дохлопается. – Ей просто нужна была передышка. Когда командировка накрылась, она… в общем, она это сделала скорее ради тебя и детей, чем ради себя. – Эстер оглядела присутствующих в поисках поддержки. – Она дошла до предела. Ей просто требовался короткий перерыв, иначе она бы не выдержала. У вас что, жены не работают? – Она вызывающе посмотрела на Сэма, потом на Саймона.
Кейт, жена Сэма, не работала. И все равно к вечеру уставала сильнее Сэма. Он не совсем понимал, почему так происходит.
– Жена детектива Уотерхауса работает, – ответила Чарли. – Но правда, у них нет детей.
Сэм не смог заставить себя глянуть на нее так, как она того заслуживала. Он понимал: Чарли злится из-за того, что ее отправили за Эстер Тейлор в Роундесли – точно какую прислугу. Но еще больше она злится из-за того, что ни у кого не хватило времени ввести ее в курс дела.
– Разве жизнь Салли настолько ужасна? – спокойно спросил Ник. – Я думал, она счастлива.
– Она и счастлива! – яростно ответила Эстер.
– Если ей нужна была передышка, могла бы просто сказать.
Саймон откашлялся.
– Мисс Тейлор, что именно Салли рассказала вам о встрече в Сэддон-Холл?
– Ну сколько можно… Они разговорились в баре. Он сказал, что его зовут Марк Бретерик, что он живет в Спиллинге, так что у них нашлось нечто общее, – по крайней мере, Салли так подумала. И они болтали про… всякие местные достопримечательности.
– Про достопримечательности? – Сэму это показалось странным. – Какие, к примеру?
– Ну… я точно не знаю. Я живу в Роундесли, а родом вообще из Манчестера, но…
– Мемориальный крест? – предположил Сэм. – Старая Биржа?
– Я не про эти достопримечательности. Они болтали о… всяких местных делах.
