Однажды в жизни маршал Мерецков стерпел оскорбление, когда Берия, правая рука Сталина, велел схватить его и пытать ни за что, и наверняка велел бы убить, не приди на выручку лично Сталин. Мерецкову следовало, конечно, дать Берии бой, но тогда важнее казалось выиграть мировую войну, да и Берия был силен. Словом, все осталось как есть. Но Мерецков сказал себе, что больше никогда в жизни не позволит себя унизить. Поэтому теперь предстояло любой ценой найти и обезвредить тех двоих, отнявших у маршала и адъютанта форму и машину.
Начать погоню немедленно Мерецков не мог по причине отсутствия у него маршальской формы. Не просто оказалось и отыскать портного в одном из палаточных лагерей, а когда и это все-таки удалось, то все уперлось в такую простую вещь, как иголки и нитки. Ведь все швейные ателье города Владивостока прекратили свое существование вместе с ним.
Но спустя три дня маршальская форма была наконец готова. Правда, без медалей — ими с выгодой для себя пользовался лжемаршал. Но данное обстоятельство не могло остановить Мерецкова — это означало бы проиграть бой.
Маршал Мерецков получил новую «победу» для себя и адъютанта — не без хлопот, ведь большая часть военной техники сгорела — и на рассвете выехал на юг, пять дней спустя после того, как началась вся эта неприятная история.
На границе Северной Кореи все худшие опасения подтвердились. Некий маршал, в точности как товарищ маршал, на «Победе», такой же, как у товарища маршала, пересек границу и поехал дальше на юг. Больше пограничники ничего рассказать не могли.
Маршал Мерецков сделал тот же самый вывод, что и Аллан пять дней назад, а именно — что ехать дальше в сторону линии фронта — это самоубийство. Поэтому он свернул в сторону Пхеньяна и через несколько часов убедился, что поступил правильно. На внешнем блок-посту он узнал, что маршал Мерецков с адъютантом затребовали встречи с премьер-министром Ким Ир Сеном и были приняты ближайшим человеком ближайшего человека. После чего между часовыми разгорелась перепалка. Если бы маршал Мерецков знал корейский язык, то узнал бы, что один из часовых сразу заподозрил неладное, ведь те двое точно менялись одеждой! По мнению же другого часового, первому часовому можно было бы поверить, будь тот хоть раз трезвым после десяти утра. После чего оба часовых обозвали друг друга болванами, а маршал Мерецков с адъютантом продолжили свой путь в сторону Пхеньяна.
Настоящему маршалу Мерецкову удалось встретиться с ближайшим человеком ближайшего человека премьер-министра во второй половине того же дня. Силой своего авторитета, присущего только настоящим маршалам, маршал Мерецков убедил ближайшего человека ближайшего человека, что как самому премьер-министру, так и его сыну грозит смертельная опасность и что ближайший человек ближайшего человека должен без малейшего промедления показать маршалу дорогу к штаб-квартире премьер-министра. А поскольку времени терять нельзя, то поедут они туда на маршаловой «победе» — скорость у этого транспорта как минимум вчетверо выше, чем у той самоходной артиллерийской установки, на которой ехали Ким Чен Ир и оба преступника.
~~~
— Ннуу, — произнес Ким Ир Сен надменно, но с интересом. — Кто вы такие, кто вас послал и с какой целью вы устроили этот маленький обман?
Не успел Аллан ответить, как дверь распахнулась и ворвался настоящий маршал Мерецков, крича, что готовится покушение и что вон те мужчины посреди комнаты — беглые заключенные-уголовники.
На секунду в помещении сделалось чересчур много маршалов и их адъютантов, особенно для обоих автоматчиков. Но как только премьер-министр косвенно дал понять, что новый маршал — настоящий, автоматчики снова взяли на мушку самозванцев.
— Не волнуйтесь, дорогой Кирилл Афанасьевич, — сказал Ким Ир Сен. — Ситуация под контролем.
— Ты умрешь! — сказал разгневанный маршал Мерецков, узнав Аллана, стоящего в маршальском мундире со всеми медалями на груди.
— Все так говорят, — ответил Аллан. — Сперва юный Ким, потом премьер-министр, потом вы, господин маршал. Единственный, кто не потребовал моей смерти, это вот вы, — сказал Аллан, повернувшись к гостю премьера. — Я не знаю, кто вы такой, — но, видимо, вряд ли стоит особенно надеяться, что у вас будет другая точка зрения на этот счет?
— Безусловно не стоит, — гость улыбнулся в ответ. — Я Мао Цзэдун, руководитель Народной партии Китая, и могу сказать, что излишняя снисходительность к тем, кто желает зла моему верному товарищу Ким Ир Сену, мне вовсе не свойственна.
— Мао Цзэдун! — повторил Аллан. — Какая честь! Если меня прямо сейчас отправят на тот свет, не забудьте, пожалуйста, передать привет вашей красавице-жене.
— Вы знаете мою жену? — удивился Мао Цзэдун.
— Да, если господин Мао не менял жен в последние годы. Раньше ведь за ним такое водилось? Мы повстречались с Цзян Цин в провинции Сычуань несколько лет назад. И немножко погуляли в горах вместе с молодым парнем, по имени А Мин.
— Так вы Аллан Карлсон? — изумился Мао Цзэдун. — Спаситель моей жены?
Герберт Эйнштейн ничего не понял, кроме того, что у его друга Аллана, видимо, девять жизней и что вместо верной смерти им снова предстоит что-то еще. Такого нельзя допустить! От потрясения Герберт уже не сознавал, что делает.
— Я убегаю, убегаю, стреляйте, стреляйте в меня! — крикнул он и, бросившись через всю комнату, перепутал двери и угодил в стенной шкаф, где тут же споткнулся о ведро.
— Твой товарищ… — сказал Мао Цзэдун. — Он, по всему видно, не Эйнштейн.
— Не скажите, — сказал Аллан. — Не скажите.
~~~
В том, что Мао Цзэдун оказался в этой комнате, не было ничего странного, поскольку Ким Ир Сен оборудовал свою штаб-квартиру в китайской Маньчжурии, возле города Шеньян в провинции Ляонин, примерно в пятидесяти милях на северо-запад от северокорейского Пхеньяна. Мао любил бывать в этой местности, где в свое время его, пожалуй, больше всего поддержали. И любил общаться со своим северокорейским другом.
На то, чтобы во всем разобраться, разумеется, ушло какое-то время, но в конце концов все, кто требовал Аллановой головы, изменили свое мнение.
Первым великодушно протянул руку маршал Мерецков. Аллан Карлсон ведь точно так же пострадал от самоуправства маршала Берии, как и сам Мерецков (Аллан от греха опустил одну незначительную подробность — что именно он сжег Владивосток). А уж когда Аллан предложил маршалу поменяться кителями, чтобы маршал получил назад все свои медали, тут уж от маршальского гнева и следа не осталось.
Ким Ир Сен тоже не видел оснований сердиться. Аллан ведь не собирался причинить премьер-министру какой-либо вред. Ким Ир Сена беспокоило только, что сын никак не может смириться с таким обманом.
Юный Ким продолжал кричать и плакать и требовать для Аллана немедленной и мучительной смерти. В конце концов Ким Ир Сену ничего не оставалось, как влепить сыну оплеуху, велев немедленно замолчать, не то схлопочет вдобавок и затрещину.
