— Я их с детства боялся, — разоткровенничался Намиэл. — А лет пять назад вышла история… так теперь и вовсе…
— Что за история? — заинтересовался Челивис.
— Мне тогда двенадцать лет было, близняшкам — по тринадцать, — начал Намиэл. — Мы втроем жили в поместье дядюшки Джалибура. И слуга — новый, недавно нанятый — подбил нас удрать потихоньку в охотничий домик. То есть мы потом поняли, что подбил… сначала-то думали, что это мы сами такие шустрые и неуловимые — помотаем всем нервы и гордо вернемся… Мы ж не знали, что один гад хотел купить у отца и дядюшки Джалибура верфи, а те не соглашались продавать. Вот этот гад и решил на них нажать…
Челивис понимающе кивнул. История занимала его все больше. Он словно наяву видел охотничий домик. За столом устроились двое мужчин с неприятными мордами. Они явно поджидали здесь добычу уже давно: на столе холодное мясо, лепешки, кувшин с вином. Самозваные хозяева домика с удовольствием жрут.
У дверей стоит третий мужчина — прислонился к дверному косяку и, скрестив руки на груди, с презрением смотрит на пирующих. Похоже, он тут главный — и не считает тех двоих равными себе. Не хочет с ними за столом сидеть. Брезгует.
А в углу, на полу, прижались друг к другу трое детей. Толстенький мальчик и две рыжеволосые девочки. Испуганы, но стараются этого не показывать.
* * *
…Нам сказали, что нас не убьют. Что мы им нужны живыми. Но мы не верили, и нам было так страшно…
Один — плешивый, с круглыми маслеными глазками — дожевал лепешку, отряхнул крошки с бороденки и сказал:
— А скучно… Жди тут, как дурак… — Мазнул по нам сырым, тяжелым взглядом. — И поразвлечься нельзя… нельзя, а?
Это он того спросил, что стоял у двери. Главного.
— Я тебе развлекусь, — угрюмо ответил тот. — Я тебе так развлекусь, что ноги твои кривые у тебя из-за ушей торчать будут.
Плешивый струхнул.
— А я что, я ничего… — затараторил он. — Не трогать так не трогать… Я ж худого не хотел. Я думал: может, вон та рыжая нам споет?
И наугад указал на Аймару.
Аймара ледяным взрослым голосом ответила, что петь не умеет и вообще от рождения глухонемая. Здорово это у нее получилось — вроде и слова худого не сказала, а как ведро помоев на этого поганца выплеснула.
Тот обиделся, даже про главаря своего забыл:
— Не поёшь, да? А если тебе ухи закрутить — небось так запоешь, что медведь в берлоге услышит!
И тут Маринга вскочила на ноги. Главарь дернулся к ней, но Маринга упала на колени и запричитала — жалобно так, пронзительно:
— Ой, дяденьки, миленькие, родненькие, не надо! Не обижайте сестренку, она глупая, она не понимает! Не трогайте ее, пожалуйста, лучше я вам хоть спою, хоть станцую…
— Цыц! — прикрикнул на нее главарь, и она разом оборвала причитания.
Мне ее лица не видно было, она стояла ко мне спиной. Но плешивый глянул на нее — и смягчился.
— Слышь, Хмурый, пусть станцует! — обернулся он к главарю — и тот, чуть помедлив, кивнул.
— А музыка? — Голос Маринги сразу стал лукаво-капризным, словно не она стоит на коленях, а ее упрашивают, уламывают.
— Музыка? — вмешался третий, который до этого молчал и жрал. Положил ладони на стол и начат ими прихлопывать — хлопки сложились в мотивчик. Плешивый заулыбался и начал стучать в такт кружкой. «По водицу я ходила» — кто не слыхал этой песенки?
Маринга вскочила, закружилась, зацокала каблучками. Не скажу, что она плясала, как настоящая танцовщица… что там, тринадцать лет девчушке… а только эти гады перестали улыбаться. Глаза у них стали… голодные. Меня мороз по коже пробрал. И не стучат уже по столу. Теперь каблучки Маринги ведут мелодию. И тут она запела:
По водицу я ходила,
А что вечер — ну и пусть!
Ведра дома позабыла —
Ну и ладно, не вернусь!
Все на нее глядят — и никто не обратил внимания, что у стены поднялась на ноги Аймара. Я бы и сам не заметил, но она ко мне плечом прижималась — вот я и почувствовал, что она скользнула вверх.
Стоит Аймара, а у ее плеча, в железном гнезде — два факела. Сосновые, обмотанные промасленной паклей. Если на улицу в темень выйти — только сунь в очаг…
А Маринга уже у стола. Кружится, руками машет. Те двое уже не сидят — на ногах стоят, через стол переглянулись, на Марингу смотрят.
А она знай поет:
Встречу парня возле речки,
У текучей у воды.
Ах, уймись, мое сердечко:
Как бы не было беды!
И на последнем слове левой рукой схватила со стола миску из-под лепешек. А правой — кувшин…
Вот зря мой господин усмехается. Да, тринадцать лет. Но мы же, все трое, росли на борту корабля, отцам было не с кем нас оставить. Матросы нам были вместо нянек, а чему матросы могут научить?.. Много чему. И драться тоже. Бить жестоко и точно.
Она ударила двумя руками сразу, мне б так не суметь. Левой рукой — плешивого миской в висок, правой — его дружка кувшином по башке. И тут же в стол вцепилась, на них толкнула.
Третий — ну, Хмурый — шагнул к столу… только шаг и сделал. Аймара — она меткая. В детстве в меня игрушками швыряла — хоть бы раз промахнулась… Аккурат по голове Хмурому факел угодил.
Но то ли факел был легкий, сосновый, то ли ручка еще детская… развернулся Хмурый и с рычанием — на нее!
Как он ко мне спиной повернулся, так я — откуда смелость взялась! — прыгнул на него сзади, ухватил за локти и повис. Ну, помешал ударить. Он меня стряхнул, но я успел увидеть, как Аймара второй факел из гнезда выдернула. Тут Хмурый меня об стену шарахнул. У меня в глазах потемнело…
Очнулся я уже на крыльце. Изнутри грохот, дверь трещит. Рядом одна из близняшек — глаза большие, волосы растрепаны. Я весь мокрый: это она меня в чувство приводила, водой обливала, там родничок был в кустах.
— Плохо мы их связали, — бормочет она. — Дверь ломают.
И громко так сестре:
— Он очнулся! Долго будешь возиться, рыжая?
Я обернулся, гляжу: вторая близняшка уже нашу Синичку в возок запрягает.
Дохромал я до возка — голова болит, спину ломит. Плюхнулся в возок и снова потерял сознание. Дальше уже ничего не помню. Близняшки потом рассказывали, что была погоня, но Синичка на выдала. Наши родители плохих лошадей не покупают.
* * *
Челивис поставил на стол кубок, про который успел позабыть.
Он и сам не понимал, чем зацепил его этот рассказ. За свою жизнь, полную странствий, он слышал — а порою и наблюдал — много историй, куда более невероятных. Так почему сейчас у него перед глазами танцует девушка-подросток с развевающимися рыжими волосами? Девчушка, которую он никогда не видел и не увидит…
