* * *
Я проснулась в пять утра, смотрела в потолок и
прислушивалась к чужому дыханию. Тихо поднялась и вышла из спальни, спотыкаясь
в темноте. В гостиной на низком столике недопитая бутылка шампанского. Я
подошла и глотнула из горлышка, вернула бутылку на стол. Зачем-то подошла к
окну. Странная тоска навалилась, а ведь вроде бы я должна быть довольна. Все
получилось так, как я рассчитывала, — африканская страсть, разбросанная по
дороге в спальню одежда… Моя большая старательность вызвала ответные чувства.
Потом мы тихо разговаривали, лежа в объятиях друг друга, пытаясь отдышаться, и
испытывали друг к другу нежность. Мои слова, что «никогда ничего подобного»,
произнесенные с должной растерянностью, и его о том же в ответ, и вновь
объятия, и желание сделать друг друга счастливыми, вполне искреннее желание… И
умиротворенность, и даже что-то в самом деле похожее на счастье… Ведь все это
было пару часов назад. Отчего вдруг такая тоска?
Я смотрела в окно, ветви березы раскачивались в темноте.
Опять ветер, опять дождь… И я вдруг заревела, как мне казалось — без причины.
Хотя знала, что лукавлю. Причина есть. Вот так, вдруг, узнаешь о себе занятные
вещи: я все еще его люблю. Оттого чувство такое паршивое, точно и впрямь
изменила, предала. Только моей любви никто не хочет, она не нужна ни Пашке,
которого где-то носит по жизни осенним листком, ни тому, кто недавно шептал: «Я
обожаю тебя». И нет ни ощущения победы, ни даже физического удовлетворения от
нескольких часов удовольствия, только досада и тоска. Все не правильно, все не
так. А как? Пора уяснить, что в постель ложатся не только по большой любви, и
не забивать голову ерундой. «А вот если бы он.., а вот если бы я…» Радуйся, ты
сделала этого парня. Он у тебя на крючке, ты же видела его глаза, ты поняла…
Никуда он не денется и уйти не сможет, по крайней мере, пока. А значит, надо
умело разыграть свои карты, потому что он действительно способен помочь тебе и
Машке выбраться из дерьма, чтобы сукин сын Ник оставил вас в покое. Пусть язвит,
злится, пусть задохнется от бешенства, но сделать ничего не посмеет. Рахманов —
мой реальный шанс, за который я должна благодарить небеса и прыгать сейчас от
радости: ах, какая я молодец, все смогла, как задумала. Только что-то не
прыгается. И чувство такое, будто проиграла на всех фронтах.
«Станцуй ему революцию…» Я невольно усмехнулась и поняла,
что, если немедленно не уйду, наделаю глупостей. Я вернулась в спальню, ступая
на пальцах, подхватила свои вещи с пола, а потом торопливо оделась в гостиной,
очень боясь, что Олег вдруг проснется и придется что-то объяснять.
Консьерж, как видно, давно привык к ночным визитам дам и их
неожиданному отбытию, сонно взглянул и предложил вызвать такси.
— Нет, спасибо, — ответила я.
Он открыл мне дверь, и я с облегчением вздохнула, подставив
лицо ветру, сбрасывая остатки сна, как теплую одежду. Постояла немного и
зашагала к площади. Мои шаги гулко отдавались на пустынной улице, принося в
душу странное умиротворение, как будто я одна во всем мире и ничего не нужно делать,
бредешь в никуда и знаешь, что впереди тоже ничего нет, и от этого ни боли, ни
грусти.
Я вышла на мост. Опершись на перила, перегнулась вперед.
Внизу, в темноте, поблескивала река. Одно движение, и все кончится. Войти в
воду с широко открытыми глазами, мгновенный страх, недолгая боль, и все. Даже
если испугаюсь и закричу, мне никто не поможет, вода холодная, долго в ней не
продержишься. И не будет дурацкого чувства вины, ничего не будет…
Я криво усмехнулась. Можно сколько угодно тешить себя такими
мыслями, но я не стану этого делать. Потому что мое освобождение — еще одно
предательство. Машка… Даже если я скажу себе, что у нее теперь есть Антон, что
она не пропадет… Да мало ли что можно сказать, чтобы оправдать себя. Так что
надо топать домой и прекратить валять дурака. Какого черта я сбежала? Разыграла
бы с утра сцену нежности, намекнула на большую любовь. А что? Он поверит. Он
так сам себя любит, что просто убежден: любая женщина почтет за счастье… Вот и
отлично. Сегодня, когда он появится, не премину продемонстрировать ему свои
нежные чувства.
Я услышала шум работающей машины, а потом скрипнули тормоза.
Машина остановилась за моей спиной, а я нехотя повернулась. Задняя дверца
открылась, я увидела мужчину и едва не расхохоталась. Машина, конечно, была
другой, но его я сразу узнала. Если бы даже его физиономия не мелькала в
новостях и не украшала собой страницы газет, я бы его узнала.
— Девушка, — позвал он. — Вам не кажется, что
здесь не самое подходящее место для прогулок?
Добрый самаритянин. Наверное, неплохой в сущности, человек.
Другой бы проехал мимо, а этот велел притормозить. Спасает мою бессмертную
душу.
— Вам-то что за дело? — ответила я, с трудом
сдерживая смех. Все-таки судьба любит пошутить.
Мужчина не поленился выйти из машины и приблизился.
Предложил:
— Давайте я отвезу вас домой.
Я смотрела на него, а он на меня. Красивое умное лицо, и
этот взгляд… «Узнай меня, сволочь, — едва не сказала я. — Ты помнишь?
Это я». Но взгляд его не изменился. Он не узнал. Да и где ему помнить девицу,
которую однажды подвозил на машине? Две девчонки на дороге и он, добрый
самаритянин.
— Идемте, — позвал он, расценив мое молчание как
согласие.
Я покачала головой.
— Я живу здесь неподалеку.
— Давайте я вас все-таки отвезу.
— Спасибо. Я не собираюсь прыгать с моста, если вы об
этом.
Он вроде бы был в нерешительности, постоял еще немного, а я
выдала свою лучшую улыбку.
— Что ж… — сказал он, пожимая плечами, и пошел к
машине.
— Я вас никогда не забуду, — сказала я ему
вдогонку.
Он повернулся, во взгляде недоумение. Потом, видно, решил,
что понимать мои слова надо как благодарность, и улыбнулся. А через мгновение
исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился. Я покачала головой и
все-таки рассмеялась. Он меня не узнал. Но теперь вместо боли и злости меня
душил смех.
По дороге домой я разрабатывала план военной кампании. Я
готова была снести все преграды на своем пути. Свобода или смерть.
— Что скажешь, команданте? — спросила я, войдя в
квартиру.
Команданте ответил лихой улыбкой, ему сам черт не брат.
— Значит, повоюем, — удовлетворенно кивнула я.
* * *
До обеда я отсыпалась. Телефоны молчали, что слегка удивило,
пока я не вспомнила, что сама же их отключила. Не успела я принять душ, как
позвонил Ник. Я ждала звонка от Рахманова, и желание Ника видеть меня пришлось
совсем некстати. Но я, разумеется, поехала.
