Лебедев без колебаний взял поданный штык, примерился к рукояти, обтер ладонь о гимнастерку.
— Подзовите сопляка. Но, господа, прошу его придержать. Я не имею большого опыта в обращении с кинжалом.
В темноте лица Нероды видно не было, но Женька чувствовал, что старший «Рогоза» сейчас взорвется. Даже не как граната, а как целая связка РГД.
— Стоп! — Женька выругался по-немецки. — А если нам придется вернуться к бандитам? Возвращение без проводника будет выглядеть подозрительным. Нет, господа, так нельзя. Проводник нам пока нужен живым.
— Но он меня подозревает! — возмутился осторожный художник.
— Молчите, Лебедев! Если бы вы нас предупредили в лагере бандитов… Вы же на пределе, у вас нервы ни к черту — того и гляди выстрелите в мальчишку и все испортите. Придется принять меры. Давайте сюда ваш автомат…
Земляков забрал ППШ, разрядил свой карабин, протянул лейтенанту — возражений не последовало.
— Ладно, двигаемся, — просипел изнемогший Нерода. — Где этот чертов проводник?
Женька двинулся через кусты и наткнулся на Поборца — чертов проводник оказался значительно ближе, чем предполагалось.
— Слушал, что ли? — прошептал Земляков.
— Чаго там слухав? Вы ж громко…
— Тьфу… Михась, я тебя убедительно прошу — не завали дело. Оно важное.
— Чаго я без понятцця, что што? Только на якую халеру ты яму карабин аддал? Ён же новы, удобный.
Опытному переводчику пришлось стиснуть зубы, чтобы не ругаться.
— Ладно, винтарь разряди.
Поборец с готовностью опорожнил магазин «маузера», Женька взял винтовку и двинулся через кусты. Сунул винтовку лейтенанту, забрал карабин:
— Так во всех смыслах надежнее. Будете на должности запасного снайпера.
Возражений от Ластика снова не последовало. Нерода осведомился:
— Рокировку закончили? Удовлетворены? Тогда оружие проверь и двигаемся.
Женька снял с ППШ диск и все-таки выругался.
— Я и смотрю — легкий слишком, — прокомментировал старший лейтенант.
— Лебедев, запасной диск давайте, — приказал Земляков.
— Какой еще диск? Я же не автоматчик. Мне запасной не выдали, — со сдержанным возмущением сообщил художник. — Не в бой же мы идем. Я как политический работник…
Женька с тоской повозился, раскрыл диск: снаряжено десятка два патронов, не больше.
— Ты и эти-то в темноте не растеряй, — с совершенно неуместной иронией посоветовал Нерода…
Теперь Женька двигался за проводником. Невдалеке застрочили автоматы, бухнула граната — и снова наступила относительная тишина. Урчание артиллерии в стороне Бобруйска уже давно стало привычным фоном. Сейчас «Рогоз» уходил в глубь второго, внешнего, еще неплотного обвода «котла». До Шестаков оставалось рукой подать. Со злостью Земляков совладал. Все правильно если сам от начала до конца дело не сделаешь, фиг что хорошее выйдет. Нечего было на предательское оружие рассчитывать. Ловко рассчитал — само в руки идет, озадачиваться не нужно. Опять полуголый, хоть карабин назад забирай. Но в главном эта скотина высокохудожественная права — сейчас стрелять и воевать — значит дело окончательно загубить.
* * *
Перед рассветом успели пересечь большой луг. Правее угадывался сожженный хутор, впереди лес, вдоль опушки сгрудилась разгромленная колонна. Смутная в утреннем тумане и дымах, чадящая еще не погасшими грузовиками и тягачами, вздыбившаяся мятым железом и разлохмаченной резиной.
— Таго у нас ранне не имелася, — в сомнении заметил Михась.
— Понятно, свежеприобретенная достопримечательность, — согласился Нерода.
— Я к таму, што коли у лесе ждать…
— Так по лесу и немцы наверняка пристроятся эту свалку обходить, — кивнул старлей.
— Значыц, у аутомобилях и засядем? — уточнил проводник.
— Раз так карты легли, чего ж не попробовать.
«Рогоз» ускоренно двинулся к автомобильной гекатомбе. Лебедев, уже с трудом держащийся на ногах, оглянулся на конвоиров:
— Там же трупы и пожары. Это опасно…
— Идите-идите, лейтенант, — Женька подтолкнул подконвойного кончиками пальцев.
Мертвецкий дух действительно чувствовался — уже тянуло сладковатым, но пока гарь заслоняла тот тошнотворный запах разложения. Опергруппа углубилась в металлическо-деревянный лабиринт: на самом деле сгоревшего и разбитого транспорта между воронок и груд армейского имущества было не так много — большинство машин стояло посеченные осколками, но относительно целые. У некоторых были раскрыты капоты, торчали обрывки проводов — видимо, немцы торопились и наспех выводили из строя технику.
Группа устроилась в воронке под кормой грузового «Мерседеса» — похоже, массивную машину вторичной взрывной волной откатило назад: бампер и вся «морда» грузовика были смяты. В кабине запрокинулся немец-водитель — мутные рыбьи глаза уставились в свисающие с потолка лохмотья краски.
— Сядишь? Ну, сяди-сяди, — одобрил безжалостный Михась и деловито направился за соседнюю машину.
— Ты куда? — возмутился Нерода.
— Та зараз, — откликнулся проводник. — Патроны гляну…
Нерода сплюнул:
— Вот же гулящий. Какие ему еще патроны?
— Не знаю, — сказал Женька — очень хотелось пристроиться и хоть немного полежать неподвижно: за ночь поврежденная тыловая часть переводческого организма не угомонилась и болела, кажется, еще сильнее.
В воронке пованивало замысловатой смесью взрывчатки и бензина, но это было и к лучшему — отбивало запах упокоившегося наверху немца. Земляков устроился на боку — заднице сразу стало легче, уставшие ноги ныли, но в целом было хорошо.
— У тебя башка болит или чего? — спросил Нерода.
— Терпимо, — Женька вздрогнул от странного звука — скорчившийся было на дне воронки Лебедев расслабился и уже посвистывал носом.
— Вот это нервы, — позавидовал Нерода.
— По-моему, он конкретно слабоумный, — сказал Женька, разглядывая безмятежное лицо лейтенанта.
— Да уж куда слабоумнее — за три года умудрился не засыпаться.
— Он же на немцев периодически работал. Зато постоянно поднимал политическую сознательность партизан.
— Это не слабоумие, а гибкость психики. Как он там сказал: «уникальность и ценность индивидуальности»? Редкий талант, да.
— Этак только больной мыслить способен. Я вот думаю — может, Психа уже сейчас была? Такая редкая, скрытая разновидность.
— Насколько я понимаю, Психа не болезнь, а нечто иное, непонятное. Да и какая нам разница? Мы с ним возиться не будем.
— А что мы с ним будем делать? — прошептал Женька.
