— Я так понимаю, из достижений современной техники у нас только этот курятник на колесах?
— Так точно.
— Ладно. Жди, Трофимов. Сейчас подойдем.
Алексей выжал тряпку, глянул вслед красавцу-контрразведчику. Это ж хоть статую с него лепи. А ведь убьют такого здоровяка непременно. Хотя они московские, тыловые…
Глава пятая
15 июня
Утро
На южном фланге, от побережья Финского залива и до железной дороги Ленинград — Выборг, четыре наших дивизии продвигаются вперед.
Под Куутерселькя обстановка все еще сложная. Часть сил 72-й стрелковой дивизии ведет бой в окружении. Но финны уже отходят.
У Сийранмяки в прорыв введена 177-я стрелковая дивизия. Финны смогли приостановить наши танки у ручья Кюлмяоя, бросив в бой все резервы, включая тыловиков и газозащитную роту.
Проселок
(3 километра
северо-восточнее хутора Арсаллми)
8.40
— Что-то мне эта манера вождения давешние времена напоминает, — сказал Женька, стараясь не прикусить язык.
— Да, подсунули двух доходяг, — согласился Коваленко. — Колымага хоть как-то катится, а боец руль отпустит и того… явный дистрофик. Я все понимаю, блокада, да и вообще. Но нам бы ловкий парень на подхвате не помешал.
Следственная группа катила по проселку, полуторка дребезжала, груда лапника в разбитом кузове навевала неприятные ассоциации.
— Ничего, — бодро сказал Коваленко, пристраивая между колен норовящий выскользнуть «Суоми», — нам бы с местом угадать, а дальше дело техники.
Машина остановилась на пригорке, из кабины высунулся Попутный:
— Товарищи офицеры — наблюдаем акваторию. Излагаем ценные мысли, догадки и версии.
По правде говоря, акваторию видно было плохо: сосны заслоняли, да и берег был крутоват. Соседнее озерцо лишь угадывалось. А было еще и третье — цепочкой здесь озера лежали. Кандидатуру самого восточного, большого водоема отмели еще на этапе предварительного расследования. Там десятого июня работали саперы, да и артиллеристы рядом стояли — яснее бы о происшествии донесли. А сейчас приходилось основываться на единственном смутном свидетельстве. Вернее, двух, дополнявших друг друга: донесение о сбитом самолете и о самолете в озере.
Сначала двигались по дороге — несчастная полуторка глохла, стоило остановиться. Вооруженные биноклем Попутный с Коваленко разглядывали озеро в просветах между деревьями, Женька без особой надежды проверял возможные спуски с дороги, потом помогал водиле воскресить «кривым стартером» двигатель. Молчаливый младший сержант был неуклюж, то и дело утирал пот пилоткой. Видать и правда дистрофик.
— Нет, это тыр-пыр нас к сути не продвинет, — сказал Попутный, опуская на грудь бинокль. — Прогуляемся-ка мы ножками. Лес, цветочки, земляничка. Водица чистейшая, уклеички-окуньки, жабки-царевны всякие, — майор глянул на обессиленно присевшего на подножку водителя. — Вот что, товарищ Земляков, ты здесь побудь. С машиной. Бдительность не теряйте. Кругом финики недобитые бродят, того и гляди… Только с нашими их не перепутайте.
— Так точно, товарищ майор.
Начальство спустилось с дороги и исчезло среди сосен. Женька покосился на водителя:
— Давай, товарищ сержант, пока техникой займемся. Запустил ты машину, чего уж там…
— Трофейная, — уныло оправдался худосочный доходяга.
Женька возился в кузове, утаптывая ветки наваленного как попало лапника. Под хвоей чавкало: то ли гудрон какой-то, то ли вакса жидкая. Вот же достался транспорт. Младший сержант возился в кабине — там звякало. Должно быть, осколки лобового стекла убирает — и то сказать, торчат как гадючьи зубы.
Женька обтер найденный в кузове топор, сходил к опушке, загубил несколько веток. Настелил у заднего борта — поприличнее, хотя на катафалк все равно похоже.
Водила сидел, опершись лбом о рулевое колесо.
— Эй, ты не рановато «на массу» давить собрался?
— Не сплю. Это я так — младший сержант поднял голову — морда действительно не сонная, но взгляд смутный.
Женьке стало стыдно — мог бы и сам допереть. У парня товарища убило, да видать и под огнем в первый раз побывать довелось — вон, ни одной медали, неуклюжий, как валенок.
— Тебя как звать-то, сержант?
— Алексей Трофимов, товарищ лейтенант.
Женька поправил очки и пробурчал:
— Вот что, Алексей, давай-ка отдохни, пока время есть. Видать, ночью намотался. Ты жрал-то сегодня?
— Не хочется, товарищ лейтенант. Мне бы полежать полчасика.
— Давай, вались. Автомат мне давай, покараулю.
— Вы оружие, пожалуйста, проверьте. Степана автомат, я не успел…
— Вались-вались, разберемся…
Сержант вскарабкался в кузов и вроде как дышать перестал.
Женька проверил диск покарябанного ППШ — почистить бы не мешало, запущен ствол, да какие претензии к покойнику?
На опушке щебетали птицы, на западе погромыхивало, но без утреннего запала. Высоко в небе проплыли возвращающиеся с бомбежки бомбардировщики с прикрытием «яков». Пригревало солнце. Женька грыз травинку, вспоминал Крым. Там, кстати, трава посуше была. И вообще все по-другому было. Работали напряженно. Дело делали. Сложное, полезное дело. А ведь кончено с планами Отдела. Варварина нет, да и в «Кашке» о чем-то ином уже думают. Переводчикам знать детали не положено, но интуицию-то никто не отменял…
Коваленко вынырнул из кустов бесшумно, но Женька что-то вроде того и ждал — приподнялся на коленях с автоматом наперевес. Старший лейтенант одобрительно кивнул:
— Бдишь? Поехали. Нащупали мы вроде местечко рыбное.
Женька закинул ППШ за спину:
— Поехали. Слушай, может ты за руль? Водила-то наш совсем никакой.
— Да легко. Всю жизнь поучаствовать в параде ретромобилей мечтал.
Женька крутанул ручку. Со второго раза завелась. Из кузова показалась голова, стриженная «под ноль»:
— Товарищ лейтенант…
— Да отдыхай. Тут рядом, — отозвался из кабины Коваленко.
Младший сержант поспешно свалился на землю, оправил съезжающую кобуру:
— Так с норовом машина. Да и не положено вам…
Коваленко ухмыльнулся:
— Залазь, консультировать будешь.
Ползли лесом, по едва заметной колее. Женька качался, цепляясь за кабину — по лицу норовили хлестнуть ветви. Автомат сам собой сдвинулся на грудь — бахнут из чащи, мишень-то завидная.
Попутный сидел на валуне, мечтательно улыбался голубой линзе озера — вид действительно открывался открыточный. Песчаный обрыв со змеями-корнями, роскошные сосны, водяная гладь отражает легкие летние облака.