Настоящей контрразведчицей Шведова не была. В штате всего полгода, на должности санинструктора, без всякой спецподготовки. Сергей Вячеславович иногда об оперативной работе рассказывал. О деталях, о том, как на людей смотреть нужно, как слушать. Разговоров тех немного было, вот только помнила их Марина почти дословно.
…Снова щеки мокрые. Со слезами, сволочами такими, ничего поделать нельзя. И что плохо, даже не чувствуются. Марина вытерла глаза пилоткой.
Значит, старший лейтенант — чужак. Это почти наверняка. Возможно, свой чужак — из Коминтерна или долго в немецком тылу работал, но чужак. С майором непонятно. Говорит правильно, слушаешь — ничего не цепляет. Московские словечки проскальзывают. Манера обращаться начальственная, даже барственная, но это тоже понятно. Самоуверенный, невеликого ума, но явно с практическим опытом работы. Столичный, из вечно проверяющих, они такие. Одно толкнуло — вначале глянул как на молоко скисшее. Орать должен был, штрафбатом грозить, когда на землю гостей положили. А он вроде и журил, но как-то… Рад, что легко отделался? Что-то фальшивое определенно мелькнуло.
Лейтенант-очкарик. Торчок его знает лично, это бесспорно. Возможно, и Сергей Вячеславович именно о нем рассказывал. Тоже переводчик, тоже очкастый, с виду увалень и маменькин сынок. Хотя сейчас лейтенант Евгений (если верить документам), окуляры свои снял и близоруким не выглядит. Странно, что тоже с бревнышками ковыряется. С другой стороны, и майор работает. И отметины у него на брюшке явно пулевые. Майор-москвич с пулевыми? Или все-таки абвер, или как его там сейчас переименовали? Документы ерунда — с ходу хорошую «липу» не расколет и профессионал, не то что старшина с крошечным опытом. Абвер или финны? У тех вроде много в разведке белогвардейцев и прочих предателей. Не складывается. Торчок этого Женечку признал без всяких колебаний, тут сомнений нет. Перевербовали? Маловероятно. И все равно…
Марина понимала, что делает глупости. Какая оперативная работа? Какой поиск? Кто поручал? Скажут, что спятила, из СМЕРШа определенно уберут. Может, и под трибунал сунут за дезертирство. Ну, дальше фронта не пошлют, а доживать до победы старшине Шведовой причин не имеется. Нет, в Касимове свои действия обосновала, только самоуправство пришьют, но не дезертирство. Торчок вообще ни при чем останется. Звание у Шведовой невысокое, не очень заслуженное, но тут сгодится для оправдания.
…Не мог Варварин погибнуть. То тело изломанное, от крови плохо отмытое, старый шрам на лбу — все это случайность. Совпадение нелепое. Таких совпадений не бывает, но вот оно случилось. Жив он должен быть…
…Пилотка вновь терла мокрые щеки, Марина смаргивала. Здоровяк-дуролом опять плыл от берега, тащил за собой плотик корявый с бечевкой и камнем-якорем — шпионы глубину промерить собрались и «буек» оставить. С берега командовал-направлял майор…
…Если ОНИ чужие, то могут самолет уничтожить, следы окончательно замести. В машине вполне взрывчатка может быть. Ну, Торчок там приглядится — у Павло глаз-ватерпас, это проверено. Водитель у чужаков вообще странный — явно не в себе парень. Плохо у врага с кадрами.
…Чужаки. Уверенность окрепла, Марина понимала, что и самой себе ту убежденность объяснить не сможет. Может, они и не от немцев или финнов пришли. Москва, она тоже… разная. Но враги, и к гибели Сергея они отношение имеют.
…Назвала… Просто Сергеем назвала. Неужели это смерть так быстро все стирает? Неизменно «товарищ майор», потом «товарищ подполковник»… И «Сергей Вячеславович», даже когда…
…Кобура нагана на бок давила. Вчера оружие смазывала. Спуск отрегулирован, револьвер ухоженный, штучный. Сергей… Вячеславович сам выбрал, сам оружейникам носил. «Щечки» поменяли, краску светящуюся на мушку нанесли. Любил он с оружием повозиться, да все времени не хватало…
…В глазах плыло, щеки, кажется, опять мокрые. Пальцы вздрагивали на теплой коже клапана кобуры. Можно и вмиг все кончить. Легко станет. Да только не одобрил бы. И эти… в воду ведь тело столкнут, возиться не станут…
…Глубокую воду Марина Шведова ненавидела почти так же, как и немцев…
Что же делать? На хуторе наверняка наши, но задержать группу особистов с отличными документами, кто решится? Скорее уж наоборот. Прибежала какая-то девка, старшина с чужого фронта, с подозрениями нелепыми. Даже Торчок не поймет…
…Движение сбоку от себя Марина уловила лишь краем глаза. Уткнулась носом в пилотку — осторожно шли двое с оружием, правее еще двое…
Серые застиранные гимнастерки, у ближайшего трехлинейка наперевес. Второй в каске какой-то странной, тоже с винтовкой. Финны?! К чужакам идут. Точно! Вот оно и сложилось: прикрывают ряженую диверсионную группу. Нет, крадутся ведь очень осторожно. Уже знают, что русские на диверсантов вышли?!
Марина потянула застежку кобуры, пальцы коснулись рукояти «нагана». Семь патронов. Считать выстрелы нужно. И этих семеро… Павло Захарович уже не поможет. Только бы он сам сообразил к хутору уйти. Накроют диверсантов наши, обязательно накроют…
* * *
— Да где там донырнуть? — Женька переступал на месте, — голую спину пригревало, а босые ноги на сыром песке стыли — тут вам не Крым, и даже не Москва-река. — Туда со скафандром опускаться нужно.
— Спокойно. У тебя глубины германских диалектов исследованы-изучены, а у Валеры свой профиль, водный. Разберется, — Попутный почесал пузико, по домашнему нависающее над синими военно-семейными трусами. — Нам, главное, место засечь. Что-то не внушает мне этот ероплан загадочный. И пятна на воде… Да, Женя, ты если что, то за камни и вдоль берега…
Последнее было сказано почти тем же тоном, но именно, что почти. Женька чуть заметно вздрогнул, не поворачивая головы, скосил глаза — никого не увидел, но был там, на песчаном подъеме кто-то…
— И еще двое у деревьев. Хм, что-то мы неустанно лажаемся, — Попутный улыбнулся, вытянул пухлую лапу в сторону озера, потыкал пальцем. — Ох, Валера, ай да бобер, ай да ихтиандр…
За спиной тихонько свистнули.
Женька обернулся: шагах в десяти стояли двое со вскинутыми винтовками. Солнце слепило — различил лишь сапоги, очень похожие на наши. А вот брюки иные…
…Куда лучше, чем финнов, Женька видел лицо начальника: круглая, простоватая физиономия Виктора Ивановича выражала глубочайшее изумление. Коленки майора подогнулись, он вдруг бухнулся на нагретый озерный песочек. Словно отгоняя дурной сон, махнул на солнечные фигуры растопыренной пятерней — брысь, прочь поди, ох, причудится же…
— Суюда подхооди, — негромко приказал один из сияющих силуэтов.
Виктор Иванович было приподнялся, вновь плюхнулся на колени, забормотал:
— Вы чего… Не надо. Только не стреляйте. Я — майор! Важный чин. Инженер. Вот видите… — он показал вздрагивающим пальцем на погон с майорской звездочкой. — Майор я, ферштейн? Меня стрелять никак нельзя…
До одежды, до оружия было всего два шага. «Суоми» Коваленко аккуратно лежал на сапогах. Женькин ТТ темнел в предусмотрительно расстегнутой кобуре. Только эти два шага, ну никак…
