– А-а! – кричит Олег и просыпается.
– Дурной сон? – зевая, спрашивает Алтантуяа, поворачивается, втыкая свой теплый зад ему в живот, а ладонь супруга, которую держит своими маленькими пальчиками, запихивает себе за пазуху, ближе к небольшим острым грудкам. – Всю ночь ворочаешься…
На второй половине шатра раздается не плач, не вой, а требовательная команда:
– Уа!
Так как ответ не последовал, сила команды удваивается:
– Уа-уа!!
– Ну вот, – встает жена, – опять не выспалась. Если Ильсия злится – надо ее козлиным молоком поить – видно, нездоровится.
– Я наружу… – вяло сказал древоделя.
– Если соберешься уйти куда – предупреди, ладно?
– Ладно…
Только шагнул из юрты – Туглай навстречу.
– Никак субх вышел делать? – ухмыльнулся тот.
– Ага. И зухр заодно. Просто отлить.
– Давай провожу. Все равно я к тебе для разговора.
– Ну, пошли.
«Отлить» в монгольском стойбище или походном лагере – дело не простое. Если совершить сие в пределах оных, наказание – смерть. Ну, или заплатить шаману-колдуну уйму денег, чтобы «очистил» место.
У шатра сотника Юлгиза второй день стояло воткнутое копье с черным войлоком – метка умирающего.
– Как нормальный боец, так подхватит болезнь и помрет перед боем. Как болтун-краснобай – бочку арака выжрет, двух баранов слопает – и хоть бы что, – заметил Олег.
– Кого ты имеешь в виду? – захохотал арактырец.
– Не тебя, мин-баши…
Последнее слово русский ратник произнес с сарказмом, не ускользнувшим от монгола.
– «Мин-баши»! – передразнил тот боевого товарища. – Вот убьет меня Тимур – станешь на мое место.
– Мне наплевать на все ваши степные: карьеру, грабежи, золото, наложниц и прочую хрень. Мне год остался. Даже десять месяцев. Пройдут – только меня и видели.
– Мы к этому разговору еще вернемся.
– Вернемся, – согласился плотницкий сын, когда они, уже миновав часовых, зашли в лес и сделали свои дела.
– А вот давай на пенечки присядем, пока время есть, – предложил Туглай.
– Давай. Только зачем тебе чужеземец понадобился?
– Ты не простой чужеземец. Ты умный чужеземец. Посоветуемся?
– Да почему нет? – урусут сорвал травинку и начал ее жевать.
– У одних утренний намаз, другие по бараньей лопатке гадают, а мы пока тут поболтаем.
– Болтай.
– Тохтамыш больше не станет уходить от Тимур-Ленга. Сегодня он даст бой.
– Он даст бой, только опять, как заяц, сбежит, как и из Дербента четыре года назад, и из Ак-Орды – два. Только наши головы в поле оставит.
– Я сейчас направляюсь на джанкы. Там будут почти все тысяцкие и самая верхушка – Тохтамыш, огланы Таш-Тимур, Бек-Ярык, наш Илыгмыш, Бек-Пулад, и найоны – Актау, Урусчук-Кыят, Иса-бек, Кунче-Бугу, Сулейман-Суфа, Науруз, Хасан-бек. И все хотят драться! Тохтамыш неприкосновенен, он новый Бату, объединитель Белой, Синей и Золотой Орды. Чингисхан завещал все эти земли чингизидам! Разобьем здесь, потом в Хорезм! Загоним чагатаев за Ходжент! Отберем Арран! Имеретию! Картли! Земли вайнахов! И будет всегда одна Орда, Великая Орда!
– А до Чингисхана народы как-то со своими землями справлялись? Тогда никто никаких завещаний не издавал? У Тохтамыша и так вся Степь – неужели ему мало? Можно остановиться! Сколько Увечный йигачей прошел, чтобы сюда добраться? Ему отступать некуда! Для него поражение – смерть! А для наших – вон, весь Дешт-и-Кипчак для бегства! Сытые, довольные, отъевшиеся, в поход девок и скраб взяли – если уж решил этого Защитника Веры, Меч Ислама измотать – так каждый день несколько кошунов выделяешь – и в бой! На следующий день – другие в бой, и сразу назад!
– Ну, ты тоже, Искандер Двурогий, что-то в Тебризе мы тебя не видели!
– Ты знаешь, меня каракурт укусил – значит, Бог отвел от участия в том, что вы там с людьми творили. Зато в Зенджир-Сарае видели! – сказал он и пожалел, тут же сплюнул. Тохтамыш устроил там обычную резню, и Олег почел бы за счастье не вмешиваться, но два десятка из его сотни полезли от жадности за добычей в сторону от основных сил и попали в настолько хорошо организованную засаду, что приходилось, их выручая, так рвать и метать лично, что жилы, на самом деле, лопались, а глаза вылезали из орбит. Не разбирал, правое дело, левое, только рубил, колол и резал. Ну и пожаловали Белого Лба за храбрость хвостом яка, черт его дери, что теперь болтался на шее его трехлетки Бедокура, названного в честь клобуковского коня. Прежний, Буран, утонул от слабости в Самуре. Кавказские реки только сатана преодолеет, и то, по валунам прыгая – настолько они быстрые. А тут у загнанного животного три стрелы в крупе – попробуй, выберись.
– Это война! Мы выполняем завет Чингисхана!
– А Тимур несет «зеленый свет ислама». И что с той, что с другой стороны – обычный грабеж. Вот и все объяснение.
– Ладно, пошли. Вчера уже два тимуровских тумена дрались с нашими. Сегодня будет большой бой. Я – на совет, ты рядом посидишь у юрты, как мой лучший сотник.
– Только мимо жены пройдем, я хоть пару лепешек возьму.
– Давай…
Бегство по Синей Орде выказывалось Тохтамышем и приближенными как традиционный способ ведения степной войны. Измотали переходом, неожиданно появились, отступили, оставили выжженные земли без припасов, опять наступили, но выглядело это обычным восточным пустозвонством. Планов не имелось, целей не ставилось, командиры спорили, а злодей и убийца, повелитель стран и народов, эмир эмиров, Железный Хромец, гроза неверных, меч Аллаха, защитник правой веры, повелитель Самарканда, Бухары, Кеша, Ургенча и сотен других больших и малых городов гурген-эмир Тимур вел вышколенные войска прямо и непреклонно к победе над бывшим другом. Перешел он Голодную степь. Подвиг? Да какой! Ну и бить бы чагатайцев на выходе, истощенных, обессиленных, а не «заманивать в глубь»! Вояки, елки-палки! Эх, по-хорошему рвануть бы на родину, но степь без ордынской пайцзы не пройти, а даст ее только Илыгмыш, и не раньше, чем через год. И к Алтанке прикипел, а в маленькую Ильсюшку вообще влюбился без памяти. Словам русским учит, но пока маленькая лапочка бодро произносит одно: «Тятя!» Да и куда бежать, если, по слухам, сам великий князь Василий русское войско на помощь татарам ведет? Не говоря уже о горе-братьях суздальских?
Перед огромным золотым шатром Тохтамыша расстались, и Олег принялся ходить взад-вперед, обдумывая возможности сегодняшнего дня. Рядом толпились такие же юз-баши, что-то вспоминали, хихикали, но он к ним и не подумал подойти – дружбу ратник водил лишь с бойцами своей сотни и всех знал по именам, ибо в сражении только они тебе спину и прикроют. А эти… Разок что-то там ему высказали за гордыню и пренебрежительность, пары-тройки зубов от плотницких кулаков недосчитались (оружие – уже чересчур!), да и отстали быстро. Что с ними обсуждать? Эх, хорошо бы убить Тимура, забрать его коней, а оставшихся в живых воинов продать в рабство! А потом еще пойти на кого-нибудь войной, забрать табуны, а людей продать в рабство! Отдохнуть годик, и опять – табуны и рабы! И так – до конца дней своих! Тьфу!
