– Я сейчас обоссусь, – шепнул Антон Белолобову, – ты куда меня привез?
– А мне нравится, – улыбнулся Олег, ибо происходящее его радовало. После завтрака Шуленин показал ему украдкой на ноутбуке Пик Лайла, фото с самых разных ракурсов – вот уж вправду дух захватило! Впервые за несколько последних лет он не вышел в интернет и не просмотрел изменение индексов – да и черт с ними!
– Далее, – продолжал суперинструктор, – неустойчивость мотивации к безопасности порой приводит опытного альпиниста к адаптации к безопасности, возникающей после многолетних успешных восхождений в виде примитивной убежденности, что: раз до этого ничего не случилось – почему сейчас должно случиться?
Пауза казалась поистине мхатовской.
– А за адаптацией к опасности следует адаптация к нарушениям существующих принципов и правил безопасности! Этот феномен, кстати, психологи называют «вторичной беспечностью» или «беспечностью самоуверенности». Необходимо знать! Что! – тут он опять посмотрел на Родионова. – Истинная квалификация альпиниста не всегда соответствует формально присвоенному разряду!
«Вау!» – про себя произнес Белый Лоб, думая, как разнимать мужиков, и состоится ли все-таки восхождение, если они вдруг сцепятся. Но пока любитель камчатских сопок наливался похмельной кровью, в наступившей тишине звонко прозвучал голосок Олеси:
– Федор Степанович! Вы так интересно говорите! А правда, что вы профессор?
– Нет, у меня только кандидатский минимум, – удивился инструктор.
– Но вы преподаете? – не унималась «бамбина».
– Да…
– А где вас можно послушать?
– В Сокольниках…
– А где это?
– В федерации альпинизма! – зло проговорил Игорь, которому, как автору всей затеи, происходящее стало особенно противно.
Задушив в зародыше конфликт, разобрали рюкзаки москвичей, выбросив – ну, то есть сложив в гостинице – примерно половину из припасенных вещей. Оставили каждому: ледоруб, кошки, сбухтованный девятимиллиметровый репшнур, динамическую веревку, «беседку» с самозавинчивающимся карабином, солнцезащитные очки, спальный мешок, минимум еды, каску, головной фонарь, солнцезащитный крем, маленький термос. Крюки, ледобуры и прочую особенность взял на себя Родионов.
После перетряски снаряжения он подошел к Олегу и сказал:
– Говорят, что я на тебя вчера наезжал, так это – извини, пьяный был, мы еще в самолете лишнего вдарили. Мы тут, это, вообще только из-за тебя – нам этот туристический Эльбрус – до лампочки. За него и сотую балла не получишь.
– Угу, – промычал Белый Лоб. Не мог бы питерец поставить вопрос конкретней?
– Просто Игорь намекнул, что можно с твоей помощью рассчитывать на выдающуюся экспедицию, вот мы и рванули….
– Что именно он сказал? – спросил Олег, хотя и так все понимал.
– Ну, что можешь проспонсировать первопроход и так далее…
– Вот как, – удивился Олег, – неужели еще есть непокоренные вершины?
– Что? – Родион аж затрясся. – Да полсотни, не меньше!
– Ну, – тут уж затрясся сам Олег, – «проспонсировать» – неправильно. Просто если это действительно будет значимый для истории мирового альпинизма поход, и начнет активно освещаться мировыми СМИ, а логотип компании, которую я представляю, станет мелькать на участниках экспедиции в новостных сюжетах и потом постоянно будет упоминаться, что вот, благодаря тому и тому, тот-то и тот-то впервые покорили… Тогда, да, возможно, почему нет?
– А что Шуленин предлагает? – без обиняков спросил Родя.
Не зная, «тайна» это, или нет, Олег все же сдался.
– Ну, беседовали-то много… Например, про Пик Лайма вели разговоры…
– Ух ты! – бородач вспыхнул фейервеком. – Для маркетинга вообще – супер!
– Правда? – не зная, почему, обрадовался Белый Лоб.
– Конечно! – твердо произнес питерец. – Это же самая красивая гора мира!..
Блондин отошел в сторону и вдруг весело запел:
– «Отвезите меня в Гималаи!..»
Олеся радостно захохотала.
Спускаться с Чегета по канатке Лбу пришлось в кресле с Мариной, потому как Антон с Витей сразу запрыгнули друг к другу и принялись яростно шептаться.
Петербурженка спросила о том, о сем, и, видя, что он то ли не в настроении, то ли углубился в собственные мысли, принялась обозревать окрестности, благо посмотреть имелось на что. Олег же прокручивал в голове детали общения с мнимыми – для самих себя – конкурентами, и заманчивая даль светлого будущего, в которое он давно не верил, вдруг разбередила ему мозг. Картина покорения Каракорума стояла перед глазами так долго и так ясно, что он от напряжения потер виски. Видение ушло.
Повернулся к соседке и весело посмотрел ей в глаза.
– О чем думаете? – спросила она. – О работе?
– Нет, – улыбнулся Белолобов. – Я, конечно, где-то читал, как Ульянов-Ленин в какой-то там Швейцарии-Австрии направился гулять в горы с красивой дамой. Опьянев от красот природы, она только заговорила с ним о грубых мазках заката и нежных переливах облаков, как Владимир Ильич с обидой произнес:
– «Ох, и гадят нам эти меньшевики!»
Марина захохотала, и смеялась еще долго, прикрыв рот рукой.
– …Но я не до такой степени зациклен на своей профессиональной деятельности, – закончил главный специалист по зарубежным рынкам.
– Чем вы занимаетесь? – отсмеявшись, спросила она.
– Ну… – погрустнел Белый Лоб. – Самый обидный вопрос от женщины. Нет спросить: что любите? Что читаете? Какие фильмы смотрите? Что приоритет в жизни, а что – налет, пена, мимолетность, на что не следует тратить даже секунду? А вы сразу – «чем занимаетесь?»
– По сфере деятельности человека, – покраснела собеседница, – можно многое о нем понять. Поэтому, собственно, при знакомстве и задают такие, казалось бы, ничего не значащие вопросы.
– Да? – немедленно отреагировал Олег. – И чем же вы занимаетесь?
– Я организовываю выставки, – несколько обиженно сказала Марина.
– Художественные?
– Нет, промышленные. Любой продукт, сходящий с конвейера – пожалуйста!
– И на основании этого я должен понять, что вас волнует сильнее – мазки заката или меньшевики?
Женщина долго молчала, вдруг рассмеялась и ущипнула его за локоть.
– Вы правы, черт бы вас побрал!
– Когда будем на «ты»?
– Сейчас! Ух, как тебя Витя вчера хвалил, но утомил меня своим дзюдзюцу. Если честно, хорошо, что он потом на Олесю переключился.
– Подлец, – сказал Олег.
– Нормально, – улыбнулась Марина. – Ей – 26, мне – 42.
– Не верю, – честно признался Белолобов.