Закат продолжал красть целые планеты — всегда только заселенные.
— Мы не знаем их целей, Александра. Мы даже точно не знаем, что представляет собой наш противник.
— Тогда в чем смысл войны?
— Смотри.
На экране показалась поверхность безнадежно мертвой планеты. Хорошие видеолокаторы, очень четкое позиционирование — и буро-рыжие штормы мелкой взвеси поверх каменистой пустоши.
— Это О90. Уже по ту сторону. Прошло примерно две недели между ее пропажей и обнаружением. Я имею в виду, если что, две недели по локальному времени планеты. Ты не поверишь, Люэ, это была планета-сад. Настоящий раритет, коэффициент терраподобности — ноль-девять-девять-семь.
— Что там произошло?
— Времени на изучение не было, — сказала Трее, изучая снимки. — «Дырокол» быстро сжирает энергию, корабли не могут там действовать столько, сколько нужно для полноценного сканирования. А еще есть Предвестия.
— Что это?
— Предвестие — это доминирующий вид Заката. Предположительно, единственный. Общего у них только идиотский внешний вид, — у каждого на свой лад, — локальное всемогущество и желание извести в прах любое проявление человека.
На экране замелькали сильно попорченные снимки: какие-то марева, огромные змеи, ломающие крейсера, какие-то ни на что не похожие объекты. Смотреть на этот пандемониум было до безобразия гадко. А потом среди них мелькнула глыба с пучками лент вместо крыльев — и все стало на свои места.
— Я такое видела. Дональд его убил.
— Догадываюсь. Вы там подобрали своего Дюпона?
— Да.
…Тварям присвоили «синий код» — тревогу наивысшего уровня. Первые два проникновения Предвестий в наш мир закончились рейдами ударных групп во главе со сверхдредноутами. До тех пор, пока не поняли до конца смысл «дырокола».
— Машина желаний, искажающая ткань реальности. Трансаверсальный привод способен вытащить в реальный мир одновременно десяток возможных вариантов развития событий. Или два десятка, или три. Как повезет. Надо только уметь объяснить «дыроколу», как это делать.
— Я — умею?
— Да.
— «Десятая аномалия» и режим продвинутой тактики?
— Да.
Две дюжины кораблей вместо одного — две дюжины очень мощных фрегатов — быстрых, хищных, идеально слаженных и тонко управляемых. Созданных, чтобы убивать таких тугих и неподатливых врагов.
Флот имени Люэ. Звучит? Звучит. Пусть это флот всего на минуту, мне больше не надо.
— Впечатляет, — сказала я. — За счет психоза и кривого пространства можно экономить на содержании пилотов и судов.
— Впечатляет, — согласилась Кацуко-сан. — Но это очень дорого.
* * *
Я смотрела в потолок своей новой каюты. Мне простили все — даже убийство Гончей, дали взамен миссию по спасению мира, дадут корабль даже. В каюте светло и тепло, в коридоре — темно и дул сквозняк, а с собой я еще не разобралась.
Пришел один из стражей. Позванивая и щелкая суставами, он принес мне необходимые вещи и даже некоторые излишества вроде горы салфеток и полотенец. Я лежала, смотрела на молчаливое копошащееся существо, и думалось мне прескверно.
«Я в строю».
Не этого мне хотелось, но это лучше, чем… Давай остановимся здесь, Алекса, хорошо?
Давай, Алекса.
Твои больные мозги хоть раз тебе помогли — пользуйся. Или ты хотела умереть? «Риторический вопрос. Но уж какой есть». У меня больше не было друзей — их разбросало, уничтожило, а я только сегодня назвала их друзьями. И то только в разговоре с Кацуко-сан. И я не могла ненавидеть войд-коммандера — ни за это, ни за все остальное.
У меня ведь раньше не было друзей? Не было. Вот и не надо.
— Алекса, можно я войду?
В дверях стояла Гинемер.
— Лучше уйди.
Девушка кивнула:
— Я понимаю.
Она стояла и не уходила, стояла и не уходила, а мне только и надо было, что смотреть хоть на что-то, и сама мысль о ее присутствии вдруг перестала быть противной.
— Давайте я останусь, посижу просто, — вдруг протарахтела Валерия. — А взамен скажу вам, как только станет доступен Дональд.
— Ты капитан от психодинамики, что ли?
Девушка улыбнулась, шагнула вперед и закрыла за собой дверь. Я уставилась в потолок: хочет сидеть — пусть сидит. Валерия шуршала, подтаскивая стул, потом пискнул личный наладонный терминал, и — время пошло.
— Слушай, — не выдержала я. — Чего ты ко мне привязалась?
Валерия хихикнула, так что мне пришлось отыскать ее взглядом: капитан неведомого мне «Эйринофора» сидела с ногами на стуле, а ее лицо снизу подсвечивал лежащий на коленях голоэкран. Вот же зараза, устроилась тут.
— Вы три минуты продержались, — пояснила Гинемер. — Смешно.
— Еще как. Обычно надоедающих мне я вышвыриваю быстрее.
— Это хороший знак.
Я вздохнула: на редкость болтливая девица, так еще и знаки ей какие-то.
— Это плохой знак, Валерия. Ты чего ко мне привязалась?
— Мне скучно, — обезоруживающе улыбнулась девушка, и это становилось уже смешно.
— Я тебя веселю?
Валерия посерьезнела и вздохнула:
— Алекса, вам надо…
— …чтобы меня оставили в покое, ясно? Мне друзья без надобности.
Гинемер повела плечиком, не то соглашаясь, не то влезая в спор. Ей-богу, проще не обращать на нее внимания.
— Вы ведь раньше не оглядывались назад, Алекса?
Серьезное лицо — это ж надо, она еще и так умеет.
— Вы всегда двигались вперед. Вы знаете, что за вами выжигали планеты? Что флот потерял троих агентов, пока внедрял людей в организацию Рыжего? Вы видели только Паракаис, но такого было в разы больше, пока вы… летали. Больше, Алекса.
«Я не спросила у Трее, почему сцинтиане напали на Паракаис».
Валерия облизнула губы и улыбнулась:
— Извините. Просто вас больно видеть такой. Вы ведь умеете по-другому?
Знала бы ты, что я умею, солнечная девочка. Дальше мы молчали. Ей скучно, мне не нужны друзья — почему бы не помолчать?
А еще мне было интересно, на что же научилась не оглядываться добрая и яркая капитан Валерия Гинемер.
Глава двадцать первая
В ангаре гулял самый настоящий ветер. Он нес вонь синтетики, кислятину органических контейнеров и совершенно непередаваемый запах космоса. Вечное ничто начиналось сразу за двойной мембраной, так что звезды плыли и покачивались, словно их тошнило.
