— Что? — воскликнула Холли, встопорщив усы.
— Даже меньше, чем ничто, — подтвердила тётушка Джуни, словно Холли и не было в комнате.
— Пойдём, Варджак, — позвала Холли. — Эти глупцы так ничего и не поймут до тех пор, пока их самих не придут убивать.
Варджак растерялся, не зная, что ему говорить и думать. Он беспомощно посмотрел на мать.
— Мы знаем, о чём говорим, дорогой, — произнёс её мягкий нежный голос. — И никуда не собираемся уходить.
Голова у Варджака шла кругом. Может, правы именно они, а не Холли. Человек до сих пор не сделал им ничего плохого.
— Но как же Холли? — спросил он.
— Она не из нашей семьи, — отозвался отец.
Варджак взглянул на Холли. В горле у него застыл комок, он не знал, что делать. Варджака раздирали противоречивые чувства. Он снова посмотрел на Холли. Потом на семью. Потом опять на Холли. Невозможно сделать выбор.
— Ты нам нужен, — мягко пропела Джасмин.
— Я вам нужен? — переспросил Варджак.
Отец серьёзно кивнул:
— Конечно, ты нам нужен, сынок! Теперь ты глава семьи. Ты не можешь вот так просто взять и уйти.
— Ты побил Джулиуса, — сказал Джей.
— Джулиус себя вёл просто ужасно, — поддержал брата Джетро.
— А ты лучше всех, Варджак, — подытожил Джером.
Скрипнула входная дверь.
Клик. Клак. Клик. Клак.
Зацокали башмаки человека. Он вошёл в дом, возле его ног тёрлись две чёрные кошки.
— Пойдём, — настаивала Холли. — Давай скорее. У нас есть шанс!
Она выскочила в коридор. Варджак молча стоял, не в силах двинуться с места. Он всей душой хотел пойти с ней, но разве он мог? Теперь, когда его признали настоящим месопотамским голубым, — то, чего он добивался всю жизнь!
Он не мог бросить всё и уйти. Он не мог всё испортить.
Холли остановилась на пороге и оглянулась. Варджак сгорал от стыда, не находя в себе силы, чтобы взглянуть ей в глаза.
— Холли…
— Варджак? Что случилось?
— Я… Я не могу…
И снова невидимый барьер разделил их. И он знал почему: он сделал именно то, чего она боялась больше всего на свете. Он предал её, и предал как раз в ту минуту, когда она пыталась помочь его семье. Но какой он мог ещё сделать выбор?
— Я самый плохой друг в мире, — прошептал он.
— Хватит, — сказала она. — Больше ничего не говори.
Варджак молча смотрел, как Холли побежала к двери.
В это мгновение чёрные кошки набросились на неё и прижали к полу.
За время своей жизни Варджак в городе успел повидать много драк и много котов, но такой силы, такой скорости и такой слаженности движений он не видел ни у кого, даже у Салли Бонс. Они двигались так одинаково точно, так безупречно, что казалось, в них жизни не больше, чем в машинах.
Варджак с ужасом смотрел на прижатую к полу Холли. Всё внутри него кричало, но что он мог сделать против этих двоих? Они убьют его, так же как и Старого Лапа.
Он повернулся к семье, надеясь обрести поддержку, но все они отвернулись от него. Ни один не смотрел ему в глаза.
Человек закрыл входную дверь. Он нагнулся, дотронулся до ошейников на своих чёрных кошках и что-то прошептал.
Потом он поднялся наверх и с лестницы посмотрел на Варджака и его семью. У Варджака возникло странное чувство, когда на нём остановился взгляд этих чёрных глаз.
Варджак шагнул навстречу кошкам, но одна из кошек встала у него на пути.
— Не ходи, сынок, — предупредил отец. — Ты навлечёшь на нас беду.
— Пусть делают что хотят, — сказала мать. — И тогда они не тронут нас.
Варджак почувствовал холодную ярость. После всего, что они пережили вместе, он предал Холли. Это он привёл её сюда. Это из-за него она потеряла несколько драгоценных мгновений, стоивших ей жизни. А сейчас он не может ей помочь, потому что это навлечёт опасность на его семью. И нет никакого выхода.
Он хотел быть настоящим месопотамским голубым. И он был им. Он пренадлежит своей семье, а не ей. Им.
Варджак смотрел, как одна из чёрных кошек повела Холли наверх. Та даже не сопротивлялась, в ней не осталось ни желания сражаться, ни желания жить. Варджак молча стоял и смотрел. Вот последним мелькнул кончик её хвоста, Варджаку почудилось, что у него вырвали сердце.
Холли исчезла. Вслед за ней ушёл и человек. Чёрная кошка, сторожившая Варджака и его семью, тоже ушла.
— Ты мой истинный сын, — торжественно объявил отец.
— Я знала, что ты поступишь правильно, — сказала мать.
— Ну и уродина же она, — весело добавила кузина Джасмин. Голос у неё звучал как молоко. Только на этот раз Варджаку показалось, что молоко это скисшее.
Глава 31
Ночью Варджаку снова приснился сон
Он гулял по берегу Тигра. Пахло корицей, на ветру покачивали узорными листьями финиковые пальмы. Варджак посмотрел на небо, там сияли месопотамские звёзды. Больше они не казались ему далёкими и незнакомыми. Варджак чувствовак, что здесь его дом. Ему трудно давалась наука Джалала, но научиться жить в реальном мире, оказывается, гораздо сложнее.
Рядом с ним шёл Джалал.
— Потерянное знание всегда удаётся восстановить, — сказал он. — Есть ещё одно искусство, но научить ему я те бя не смогу. Я только могу сказать, как оно называется.
Пока он говорил, в голове у Варджака крутилась одна-единственная мысль: что же на самом деле думает о нём настоящий месопотамский голубой кот? Джалал никогда не отвечал на этот вопрос. Гордится ли он, что Варджак остался со своей семьёй? Варджаку пришлось сделать нелёгкий выбор, и он выбрал месопотамских голубых. Но по-прежнему при мысли о Холли у Варджака внутри всё сжималось, как от физической боли. Он постарался не думать об этом и внимательно посмотрел на предка:
— Это седьмое искусство, Джалал?
— Седьмое искусство — доверять себе. Ну вот. Теперь я научил тебя всему, что знал. Доберись до конца своего Пути, Варджак Лап. — С этими словами Джалал пошёл к воде.
— Подожди! — крикнул Варджак. — Я не понимаю! Скажи мне, что это значит!
— Доверять себе или верить в себя — искусство, такое же как познание, — пояснил Джалал. — Надо учиться смотреть внутрь себя. И это самое трудное. А для тех, кто думает, что не стоит становиться самим собой, оно и вовсе не доступно.
Варджак опустил голову, избегая взгляда золотистых глаз Джалала. Но как спрятаться от его слов? Они, казалось, проникали в самое сердце Варджака.
— Чему я тебя учил, сынок? Кот должен быть свободен и должен говорить себе правду. Когда ты сказал, что недостоин быть месопотамским голубым, я не знал, смеяться мне или плакать. Видишь ли, совершенно неважно, какой ты породы, важно лишь то, что ты делаешь.
