— Что случилось?
— О-о-о... Не спрашивай!
— Когда? Где?
— Этой ночью. На крыше угольного склада.
— Встреча прошла неудачно?
— Не то слово... Нас застукали, Грязнуля. Беспощадно прикончили почти всех! Я потерял своего лучшего друга — Куцего. Да что там, я утратил мужество. И веру в людей. Я всё потерял... Ладно. С меня довольно. Прощай!
И с этими словами я прыгнул в тёмную воду. Точнее, чуть не прыгнул, потому что Грязнуля успел в последний момент схватить меня за шкирку.
Он посмотрел мне в глаза.
— Куцему бы такое не понравилось. Он бы хотел, чтобы ты жил. Чтобы отомстил за его гибель. И других спас — если сможешь.
— Но что, что я могу сделать, Грязнуля? Что я могу сделать в одиночку?
— Ты не один. Одна кошка в опасности — значит, все кошки в опасности. Жизнь одной под угрозой — значит, и жизнь всех остальных. Чёрных и белых, серых и рыжих.
От этих его слов я ощутил прилив сил.
Мы потихоньку разговорились. И долго болтали на каменном парапете мостика. Я поведал ему свою беду. Он мне — свою. Ещё недавно он жил в доме у весёлой девчушки с веснушками на щеках, которая его просто обожала. Марилена — так её звали — кормила его всевозможными лакомствами, брала на руки, делала ему шарики из фольги. Но когда начались гонения, родители Марилены прогнали Грязнулю, как она ни плакала и ни умоляла их спрятать любимого котика и спасти от гибели.
Звезда сверкнула и упала в воду. Я вспомнил, как сверкали глаза Куцего.
— Я загадал желание, — признался Грязнуля.
— Какое?
— Увидеть Марилену. Ужасно по ней скучаю. Ты не представляешь, как мне не хватает этой девочки. Говорят, если загадать желание, когда падает звезда, оно обязательно исполнится...
— Пусть тебе повезёт, — поддержал я его. — Желаю тебе в один прекрасный день увидеться с Мариленой.
— Если я тебе понадоблюсь, найдёшь меня у кормушки тётушки Рины, — сказал Грязнуля перед тем, как мы расстались. — Днём я обычно бываю там.
КОРМУШКА ТЁТУШКИ РИНЫ
Глава шестнадцатая,
в которой добрая старушка из бедного квартала кормит голодных кошек, а я становлюсь свидетелем гибели ласкового кота
День ото дня наше положение ухудшалось — хотя, казалось бы, куда уж хуже. Врагов становилось всё больше и больше. Опасности подстерегали со всех сторон. На острове почти не осталось чёрных кошек. Я вспомнил слова Грязнули: «Одна кошка в опасности — значит, все кошки в опасности. Жизнь одной под угрозой — значит, и жизнь всех остальных». Ведь он прав! Нужно попросить помощи у всего кошачьего мира. Объединиться всем кошкам — белым, серым, рыжим, многоцветным.
Я решил найти Грязнулю и поделиться с ним этой идеей. Бродяги, Буяна и остальных котов с повадками предводителя уже не было среди нас. Но кто-то же должен повести за собой всех, пока ещё есть уцелевшие чёрные кошки.
Где искать Грязнулю, я знал. Да и кто не знал кормушку тётушки Рины на свалке за кладбищем автомобилей в квартале бедняков. Тётушка Рина, добрая старушка с морщинистым лицом, приходила сюда, прихрамывая, каждый день, и в снег и в дождь, с большой пластиковой сумкой в бледно-лиловую полоску и кормила рыбьими головами, хвостами и другими объедками бездомных кошек со всей округи.
— Кис-кис-кис-кис! — звала она, и в тот же миг, как из-под земли, отовсюду — с перевёрнутых кресел, рваных матрасов, из дырявых ванн и ржавых фургонов — вылезали десятки кошек. Они тёрлись о её ноги и нетерпеливо мяукали.
Люди считали тётушку Рину слегка тронутой и снисходительно улыбались, завидев её среди кошек. Мы же перед ней благоговели. Чем ещё она занимается, мы не знали толком. Говорили, что она потеряла мужа и детей в страшном землетрясении и после этого лишилась рассудка. Иногда она продавала мандарины на рынке; однажды я её там видел, она кричала: «Покупайте мандарины у тётушки Рины!» Иногда подрабатывала уборщицей в общественном туалете. Но для нас тётушка Рина была не уборщицей и не сумасшедшей старухой — она была сказочной феей бездомных кошек. Сколько раз я сам, умирая от голода, благодарно принимал её угощение! Она отлично понимала наш язык, наши чувства, она разделяла наши огорчения и беды.
— Мама, а почему чёрные кошки плохие? — услышал я, проходя мимо овощного рынка, детский голос.
— Не говори таких слов! — рассердилась мама и влепила сыну подзатыльник. — Ещё раз услышу от тебя «чёрная кошка» — насыплю в рот чёрного перца! Понял?
— Ну не буду... не буду больше говорить «чёрная кошка», — вздохнул ребёнок.
Сцена, которая разыгралась через пару минут перед цветочной лавкой, была пострашнее. Из экипажа, запряжённого парой гнедых лошадей, вышла парочка и зашла в лавку. Кучер спрыгнул с козел и принялся затягивать постромки. На нём были коричневые сапоги, а под мышкой — кнут.
Цветы у входа благоухали вовсю. Парень из лавки опрыскивал их водой из ведёрка. Две пчелы жужжали над вазой с хризантемами. И тут я увидел, как из переулка вышел чёрный кот и направился к кучеру. Я тут же его узнал: это был Мурлыка. Он подошёл к кучеру и, мурлыча, стал тереться о его сапоги. Кучер пнул Мурлыку, и тот, не успев ничего понять, пролетел шагов пять и шлёпнулся на спину. Лошади беспокойно заржали. Мурлыка перевернулся, поднялся и уже собирался уйти, обидевшись на незаслуженный пинок, но кучер подскочил к нему и принялся с озлоблением хлестать кнутом. Несчастный отчаянно извивался и орал от боли, пару раз поворачивал окровавленную мордочку к кучеру, словно просил о пощаде, но тот был вне себя и опускал свой кнут до тех пор, пока кот не замер окончательно.
Эх, дорого Мурлыка заплатил за свою доверчивость.
Разгорячённый кучер взобрался на повозку и щёлкнул языком. Я ждал, когда он уедет, чтобы подойти к Мурлыке, но тут из цветочной лавки выскочила дама в широкополой жёлтой шляпе и с блестящей розовой сумочкой и завопила, показывая на меня:
Это он! Он! Кот, который напал на меня! Он покушался на мою жизнь! Из-за этого паршивца несколько машин попало в аварию, с продавцом из ларька случился нервный припадок, а драгоценная китайская ваза разлетелась на мелкие осколки!
Я рванул с места. На каждом шагу — новые напасти! Нет, нужно выбирать самые дальние закоулки...
И вот, крадучись садами и огородами, перелезая через заборы и перепрыгивая через канавы, забираясь на крыши и в беседки, я, наконец, попал на пустырь, где добрейшая тётушка Рина в дырявой шали, наброшенной на сгорбленные плечи, кормила кошек всех мастей объедками и рыбьими головами. Кошачий концерт мог оглушить непривычного слушателя.
Я тоже получил свою порцию, а когда поел, подошёл к Грязнуле и рассказал ему свой план. Он мне обрадовался и сразу согласился помочь. Мы попросили соседей по кормушке оповестить всё кошачье население острова о том, что завтра вечером около трубы шоколадной фабрики «Сластёна и К°» состоится собрание.
